за конторкой, не найдётся ли столика для него. Римма снисходительно усмехнулась и отвечала, что ресторан переполнен, как никогда, не говоря уже о том, что в субботний вечер в их заведение можно попасть только с бронёй. Разведя короткие руки в стороны, Каликин тем выказал огорчение и примирение с судьбой. Но жест этот часто лишь поза-маска, которую мы принимаем-натягиваем, можно сказать, автоматически, для того, чтобы скрыть, что там внутри, а внутри, за многочисленными слоями, Каликин с судьбой никогда не мирился. Вот и в этот момент жизни, уже разворачиваясь к двери, он, простодушно улыбаясь, судьбу щекотнул вот таким макаром:
– И кому достаются такие красотки?
Настроение девушки резко улучшилось.
– Знаете что, – сказала она. – Подождите одну минутку.
Пока она отсутствовала в зале, Каликин, закинув руки за спину, прошёлся по сумрачному фойе, похожему на закоулок галереи, и пристальным, но невидящим взглядом всмотрелся в сказочные сюжеты.
– Вам повезло, – вернулась Римма. – Я вас подсажу к другому клиенту. Клиент, я спросила, не возражает. Столик, простите, не самый удобный…
Она подсадила его к Иосифу.
– Надеюсь, я вам не помешаю? – сказали Иосифу в самое ухо.
Иосиф вздрогнул, как от удара, – так глубоко он был погружён в глубину своих размышлений. Он над собой увидел мужчину, который склонился над ним очень низко, и этот наклон, и в лице напряжённость говорили о том, что тот же вопрос мужчина задал не в первый раз.
– Чем вы мне можете помешать? Конечно, садитесь, – ответил Иосиф.
Столик был, в самом деле, неважный: вокруг то и дело, порой задевая то стол, то колено, то плечо, сновали с бутылками и закусками разгорячённые официанты, разгорячённые, может быть, не только работой, но и выпивкой. Официанты ещё ничего; опаснее были посетители, которые расхлябанной походкой протискивались мимо в туалет, такие могли опрокинуть весь столик; поэтому чтобы его оберечь, стоило выдвинуть колено. Да и сосед за этим столом внешне был не очень аппетитен, особенно смущала голова, так сильно суженая к подбородку, что тот бы вышел острым углом, если б тот угол не обломали. Возможно, обламывая подбородок, что-то сделали и с зубами, поскольку от них исходил запах, обволакивавший весь стол. Оба долго сидели молча, оба, оказывается, совпали в том, что стеснялись задавать общие поверхностные вопросы, а как поставить вопрос поглубже, ежели не знаешь человека? Первым осмелился Каликин.
– А что вы думаете об этом? Где-то в России, в кочегарке, сидит у окна чумазый мужик с наполеоновскими мечтами. В тот же момент за океаном, в офисе Манхэттенского небоскрёба сидит миллионер с такими же мечтами. Я думаю, наши мечты и все мысли сливаются где-то в небесах в сгустки точно таких же мыслей, как, скажем, испаряющаяся вода сливается в небе в облака. Иначе, в эфире над головой есть общая копилка для людей с определёнными мечтами, в данном случае,
