споры, а на кухне убегало
молоко для моей младшей сестры. Вскоре дебаты стихли, и в нашу небольшую
гостиную въехало светло-песочное, под цвет выгоревшего канапе, пианино
«Красный Октябрь». Вместе с ним в мою жизнь вошла пышная и ярко одетая
учительница музыки Калерия Францевна Музаславская.
Мы учили гаммы и триоли. К шестому занятию Калерия Францевна стала
утверждать, что из меня вырастет Святослав Рихтер. После этих слов отец
перестал называть меня «лоботрясом», мать – посматривать на электрический
шнур от утюга, а бабушка стала разговаривать со своими знакомыми так, как
будто я уже выиграл фортепьянный конкурс им. П.И.Чайковского. Очень может
статься, что так бы оно и было.
Но в то самое время, когда мы уже принялись за сонатины Черни, на город
рухнул Рок (этот самый Рок и виноват в том, что вы сейчас читаете мой рассказ, а не слушаете фортепьянный концерт в моем исполнении). На улицах
появились хиппи. О, что это были за люди – синтез независимости и галантной
нахальности! Джинсы, бусы, ленточки на голове. Время любви, цветов и,
главное, громкой и независимой, как и её исполнители, музыки. При моей
природной склонности к новизне и жизненному поиску нетрудно
предположить, что мне захотелось походить на этих людей. Поддавшись этому
зову, я тайком от родственников искромсал свои новые дачные техасы,
присвоил мамины бусы и изрезал на головную повязку лучший папин галстук.
– Я оставляю фортепьяно и посвящаю себя Хард-Року, – заявил я, стоя перед
родителями в новом экзотическом наряде.
Вот это был удар, скажу я вам. Увидев, что осталось от галстука, папа схватился
за сердце и молча рухнул на стул. Мама стала походить на аквалангиста, у
которого прекратилась подача кислорода. Бабушка же, как ни странно,
выглядела невозмутимой.
– Не надо кипятиться, – успокаивала она родителей. Ребенок ищет, в конце
концов, в альтернативной музыке есть свой шарм. Ив Монтан, например.
Гарик, ведь ты же любишь Ива Монтана? Папа молча кивнул головой.
Через несколько дней у меня появилась электрогитара ленинградского
производства и подержанный усилитель «Электрон». Пианино же оттащили в
угол и накрыли шерстяным полосатым пледом. Изредка спотыкаясь о корпус
«Красного Октября», отец недовольно бурчал: «Лоботряс». Но к тому времени
я уже был «здоровым лбом», не боявшимся даже электрического шнура от
утюга.
Вскоре скучную жизнь пылящегося в комнатной тиши пианино «Красный
Октябрь» нарушила ворвавшаяся в нашу квартиру компания моих новых
друзей.
Пока хлебосольный хозяин возился
