сидел, бессознательно по-троша и ломая в руке новую сигару. Он думал о Сальваресе, думал о том, что у него есть младший брат, которого он крепко любил, носил на руках, когда тот был еще совсем крохой, а выходило всё так, ровно ничего этого нет, и при встрече они в лучшем случае проедут мимо друг друга. Вспомнил и рано ушедшую из жизни мать, ее нежные руки, попытался вспомнить и голос – увы! – не получилось. Зато в ушах отчетливо прозвучал низкий, чуть с хрипотцой, твердый голос отца. Голос, который он так любил и так ненавидел! Сколько? Сколько должно кануть времени, прежде чем я смогу им простить Терезу? Святая церковь, как презирали они ее…
Луис отряхнул ладони и опустил голову на грудь. Казалось, чьи-то каменные пальцы взяли его сердце и выжимают из него последнюю каплю крови. Терзания капитана становились невыносимыми. Он судорожно стиснул белые крепкие зубы и, показалось, даже скрипнул ими.
– Извольте отведать, ваша светлость, – Тавареа учтиво протянул длинный ружейный шомпол, на котором аппетитно дымилось сочное мясо.
Луис хотел было что-то сказать, но лишь передвинул ногу, когда старик, наклонившись, бережно стал собирать в ладонь табак искрошенной сигары.
Меж тем мясо было разобрано и драгуны жадно накинулись на еду.
– Я слышал, скот на рынке подскочил в цене? – Паломино с набитым ртом с трудом выговаривал слова, выразительно глядя на Тавареа. – Кто установил эти дьявольские цены?
– Война с мятежниками, господин лейтенант. И те, – Хосе ткнул себя в грудь, – кто не ленится махать куарто и рисковать шеей. Думаю, нас можно понять. Не сердитесь. Ведь вы только что чуть не убили меня. А до Сан-Фелипе, куда мы ведем стадо, еще пылить и пылить. Кто знает, что ждет впереди? Позвольте вас спросить, уважаемые сеньоры. – Хосе положил на плоский камень мясо и серьезно посмотрел в лица офицеров. – Это правда? Болтают, что может начаться война с русскими…
– Боюсь, что это не болтовня, старик. Армии скоро понадобится много мяса, и двуногого тоже.
– Святая Мария! Может, обойдется? – пальцы погонщика разжались, и степной ветер подхватил рассыпавшийся табак. Но Тавареа даже не обратил на это внимание. – Может, обойдется? – тихо повторил он, с тревогой глядя на своих сыновей. – Не хотелось бы новой бойни…
– А кто ее хочет?
Луис хмуро воткнул в землю рядом с другими пустой шомпол и зачерпнул из котелка кофе.
Глава 4
Закат окутал альменду прозрачной малиновой дымкой и трескотней цикад. Позже пришла ночь, но не ясно-черная, звездная, а какая-то усталая, задыхающаяся и уг-рюмая.
Луис проснулся от холода и внутренней тревоги. Большинство его солдат продолжали спать, завернувшись в армейские одеяла, но кое-кто бодрствовал. Темнота уже изрядно рассеялась; налетевший с побережья ветер был упрям, влажен и холоден.
Де Аргуэлло покосился в сторону почти затухшего кост-ра и в нескольких футах
