style="font-size:15px;"> «Неужели мы все такие бесцеремонные?» – спрашиваю себя, испытывая острую неприязнь к коллеге, которая, в общем-то, ни в чём не виновата. Понимаю это, но носатое лицо, под стянутыми в хвостик крашеными волосами, не становится более приятным. Холодные чуть голубоватые глаза охватывают меня всю.
– Ой, простите! – это про кружку в моих руках, ноги уже в туфлях, я успела их спрятать.
– Ничего страшного, – лгу я, убираю кружку и готовлюсь слушать.
– Елизавета Григорьевна, вы не могли бы посмотреть нашу пациентку?
– Вы знаете, когда я устраивалась, меня предупредили, что за каждым отделением закреплён свой врач, – отвечая, заставляю себя улыбнуться, хотя больше всего мне хочется снова остаться одной.
– Я знаю, – продолжает настаивать докторша, – дело в том, что у пациентки терминальная стадия ВИЧ, и мы боимся, что до понедельника она не доживёт. А если не будет заключения УЗИ, страховая компания нас оштрафует!
Несколько секунд сижу молча: злюсь, но понимаю, что отказать не смогу.
– Везите свою больную, – вздыхаю я, отворачиваясь к аппарату, не в силах видеть обрадованное лицо коллеги.
Девицу закатывают на каталке. Мельком отмечаю пышную угольно-чёрную копну волос, небрежно сплетённых в косу.
– Где история? – спрашиваю у молоденькой санитарки, которая с трудом управляется с коляской. Видимо, перебарщиваю с эмоциями, потому что та смотрит на меня круглыми от страха глазами и только через пару минут отдаёт просимое, затем, не спрашивая разрешения, исчезает за дверью.
– Раздеваемся до пояса и ложимся на кушетку ко мне спиной. Левую руку под голову, правую вдоль туловища, – включая нужный датчик, приказываю я.
– Не могу, – слышу в ответ слабый, похожий на кошачье мяуканье голос.
– Что ты не можешь? – оборачиваюсь я и впервые смотрю на пациентку.
Худющая! Ноги тоньше моих рук, изжелта-бледная кожа, на обескровленном лице живые только глазищи. Даёт же природа такое богатство! Похожие я только раз в жизни видела. Такие больше подходят арабской сказочнице, чем умирающей наркоманке. Ох, недаром про чёрные очи поют! И ресницы густые, длиннющие.
– Кофточку не могу снять, – умирающим голосом шепчет «лебедь». Если бы не глаза, я бы её выгнала, несмотря на коллег. Выдохнула пару раз. Помогло. Что-то внутри переключилось, раздражение растаяло, осталось сочувствие.
– Хорошо, – сдаюсь я, – ложись так, задери только.
– Не могу, – снова шепчет она, – сил нет! Боюсь упасть.
Молча встаю, помогаю больной улечься, поднимаю, к счастью, чистую майку. Попутно не могу не отметить блеск пушистых волос, мягкость кожи.
"Что же ты сделала с собой, дурочка?" – спрашиваю про себя. Ставлю датчик на место.
– Ай! – дёргается девчонка.
А ведь и вправду девчонка, судя по истории, младше меня.
– Потерпи, – шепчу я. Наклоняюсь пониже, не отрывая
