будто угроза она для благополучия да праздной жизни этих людей, что труд да дело на дурь да веселье беспечное променяли.
– Да вот хотел бы стать князем, да государство отхватить побогаче, и править там в свою волю и сласть.
Большак, присмотревшись к пришлому улыбнулся в бороду, прогудел добродушно и успокоительно:
– Ежлив готов годок у женщин в черном услужении прослужить, милости просим, изволь подвинься. Так ли они всегда готовы ещё один камень потерять, на себе испробуешь… Только смотри, не отдадут они его так. Сколько уже охотников было. Не одного из-за речки, разорванным принесли. Принять-то в работники они примут, а вот платить не захотят, ибо каждая мечтает камень заполучить да своё сокровенное загадать. Таково их проклятие от калики перехожего получено. Сегодня мостик ещё стоит, а к завтрему его не будет. И так каждый годок. Хочешь успеть поспешай, до петухов третьих всяко мосток обойдётся, а там уж до следующего времени. Поклонился большаку за приют молодец, да и пошёл к речке что селение разделяла, вступил на него. Дощечки хлипеньки поскрипывали, да отступать нельзя было. Сделал он несколько шагов, а тут и петухи пропели. Оглянулся он, а там ни досточки за ним, только вода плещется, да вольны мужики куражатся, придумывая, как бы ещё развлечься. Пошёл он походкой крепкой и вошёл в другое поселение. Встретили его не ласково, понимали зачем пришёл. Он и не скрывал, что камней у мужиков нет, а ему за работу они положат камень зелен изумруд, если справится с их работой, да заботой. На том и порешили женщины сходом. А уж потом оттеснив его стали промеж собой совещаться, пока он в сторонке стоял. Собрались женщины в круг, да и стали метать жребий у кого остановится работник на год. Выпал жребий самой ледащей да замученной. Взяла она его за руку, да и привела в дом, что и домом то назвать нельзя было. Землянка, что и зверю то как нора не подойдёт. Переночевал молодец в ней, а с утра отправился в лес, да и занялся тем что на дом брёвен натаскал. Работа спорилась, а дом рос как будто тесто на пару. Вскоре и новый дом был готов, и женщина въехала в него с детьми. Только всё едино, болезнены они были сильно. Всё то кашляли, то в жару бреду метались. Стал молодец их со скатерти волшебной паутинки кормить, то корешки заварит, то кедровыми орешками накормит, стали дети радостны да полны сил. Начали женщины в селении завидовать той ледащей. Всё чаще стали работу такую придумывать, что без сил возвращался молодец с заданий тех. Но от работы кони дохнут, а люди – крепнут. Раздался в плечах молодец, руки его стали как ветви дуба жилами переплетены, ноги что твои столбы коновязные, только седина в голове прибавлялась, а разумом креп, да сноровит становился, всё больше. Ни какой работы не гнушался, и жнец, швец и на дуде, если приспичит игрец. Особливо пристрастился он игрушки резать, а там где игрушки, там и дети. Сердца матерей нет нет, да и оттаивали, глядючи как мужик с их детьми играет, да играм разным учит, да игрухи разны чудны дарит. А окоромя того, баловал он их дарами лесными, объясняя где какое достать можно,
