есть мир:
– Позади нас, – как поняла Мария Магдалина, обернувшись и только тогда увидев Иисуса Христа.
Пятьдесят лет, оказывается, Толстой пытался понять Шекспира! Очень добросовестный человек. Но оно и понятно, если сам он говорит, что не видит того, что видят все или почти все.
Идет фантастика добросовестности разобраться, почему ему, Толстому не удается понять Шекспира:
– Уже 50-т лет, – а:
– Другие не только понимают его, Шекспира, но и – уверен сам Толстой – ему не только не поверят, что:
– Всё не так, всё не так, ребята, – но даже не обратят внимания на его возражения.
Тут можно сказать, что вполне возможно, что Толстой прав. В том смысле, что и в Повестях Покойного Ивана Петровича Белкина – никто не увидел большого смысла, Белинский даже сказал, что:
– Лучше бы Пушкин их вообще не писал, чтобы не позориться, – не дословно.
Я имею в виду, что главный смысл произведений Пушкина во втором плане – если ЭТО можно так назвать, в Маленьких Хеппи-Эндах, который возникают, как:
– Обрывки миров Гермеса Трисмегиста. – Например:
– Сразу и нельзя догадаться, что Дубровский выполнил своё обещание и спас Марью Кириловну, хотя если знать уже это заранее, то это и очевидно, но очевидно, как при повторном просмотре фильма – с первого раза можно не понять всего. – Но!
Но в том-то и дело, что Читатель – это такой же Герой Романа, как и другие его герои-зрители! И, следовательно, как они, Читатель:
– Не может – тем более сразу – знать ВСЕГО. – Почему и испугался царь Агриппа поверить в бога полностью, а только почти.
И только после просмотра или прочтения увидел это сочинение еще раз:
– Дубровский обещал спасти Машу, но просил мальчишку никому не говорить лишнего.
Как это у Пушкина бывает часто, например, в Метели:
– Таким образом, тайна была сохранена более, чем полудюжиной заговорщиков, – не дословно. Пока не хочется по каждому поводу лазить в книгу за цитатами.
Читатель, следовательно, должен быть, как все:
– В Роли Героя Романа Не Всё Понимающего! – Имеется в виду, да, но, извините:
– Не всё же сразу.
Если сказано, что это пока тайна, то это тайна и для Читателя. Ну, чтобы был не просто балаган на словах, а был, да балаган, но:
– На деле!
И вот даже по маловажным деталям, уже догадавшись, как было дело – в Дубровском – мы понимаем, что женщина, ухаживающая за раненым Дубровским – это мать его слуги, что не зря это сообщено читателю, ибо не на все сто процентов, но это уже указывает, что не просто бабушка какая-то ухаживает за раненым барином, а:
– Мама за сыном, – слугой Дубровского, который и скачет уже где-то со своей Машей – авось уже понявшей с какими шулерами ей пришлось иметь дело – Дубровским, наверное, в Швейцарию. Или в Англию.
Вот
