что Фигаро здесь – Фигаро там – прямо перед нами, – и:
– Хотя бы в теории мы должны – если не поверить, так как такова же конструкция Евангелия – то понять правду.
Вот это как раз доказательство того, что Лев Толстой, хотя и прав, но только в первом приближении, что Шекспир и Вера – две вещи не совместные. Но прав в том, что буквально предлагаемый спектакль, как только балаган заезжих фигляров для развлечения богатой на абсолютное непонимание происходящего публики.
Вот сейчас он – Лев Толстой – пишет статью, а в ней уже два времени:
– Одно – это время его рассуждений – слова автора, другое – это рассмотрение конкретные противоречий Шекспира, – или, наоборот, отсутствие оных, если они должны быть.
Но, как обычно, первое время, он рассматривает, как только:
– Артефакт нашего земного притяжения. – Если это, действительно, так – толку от его писаний не будет – для меня, имеется в виду.
Только одного автоматизма, нарушающего собственное же понимание мира – не хватит. Вот это:
– Поэт поет только, – Пушкин уже опроверг своим рассказом о гениальном Плане Ада Данте, а также о возможностях своего Арзрумского дервиша:
– Смотрите, не лепите из меня горбатого, – ибо:
– Дубина вот она в другой лапе, а в первой перо со словами, однако:
– Бога.
Достаточно поверить всех душой, всем сердцем, что Театр – это не фикция для развлечения абармотов, не копия правды, – а:
– Сама правда и есть – всё будет понятно.
Здесь уже можно заменить название на:
– Полуправда Льва Толстого, – но пока не будем.
Надо почитать дальше текст его статьи.
П.С. – Тут надо заметить, что Ромео и Джульетта кончают жизнь самоубийствами по той же причине, по какой при советской власти спивались, в том смысле, что это:
– Вряд ли.
Тракторист или водитель деревенского Газика хочет – втайне даже от самого себя, пока не выпил – очень трахаться, а вопрос:
– Как?! – абсолютно же ж непонятно.
Так как – за-п-ре-ще-но, чтобы просто так, а уже любить и наслаждаться. Выпил – уже и не надо, четверть самогонки в огуречной грядке, скрытая их листьями – намного лучше. Спрашивается:
– Чем? – Ответ:
– Дает без объяснений в любви.
Тут возможен вариант, что Ромео изначально рассматривался, как отвлекающий маневр от ее, Джульетты, уже проведенного дозамужественного любовного дивертисмента. Точнее, именно с Ромео она начинает это дивертисмент, и, следовательно, возникает логичный вопрос:
– Каким был основной спектакль? – Но каким бы он ни был, именно дивертисмент:
– Оказывается основным спектаклем. – Или нет? Основной спектакль остался за кадром?
Ибо мы-то видим, как мужик, даже сбежав на пару
