не успели. Вернулась Тамара. Стряхнула с себя снег, постучала каблучками, подошла к зеркальцу, критически оглядела себя.
– Ну и видок у меня. Краше в гроб кладут.
– Не наговаривай на себя. Свежая! Румяная! Красивая! Богиня! – Правда, Арон?
– Более чем, правда.
Тамара перевела взгляд с одного на другого:
– А если вы тут без меня о группнячке сговорились, так я предупреждаю: не смогу зарезать сразу, так зарежу вас во сне. А если не удастся сделать последнее, то я полосну ножом по себе, и вы попадёте в историю. Вам это надо?
– Нам этого с Ароном не надо. – Александр разлил по фужерам шампанское. – Давайте, коллеги, выпьем за Новый год. За такой необычный, такой, может быть, самый насыщенный событиями Новый год в нашей жизни.
Два дня мела пурга, и две ночи Тамара была с Коротковым. И опять Арон не спал, с любопытством вуайериста наблюдая за тем, что происходит на медвежьих шкурах. Он безумно хотел её, безумно любил и безумно её ненавидел.
На третий день они улетали в район все вместе. Короткову нужно было везти в районную больницу годовой отчёт. Доктор сходил к соседу, купил у него жирного барана, порубил на куски, сложил мясо в рюкзак и дал его Арону в качестве компенсации за доставленные другу неприятности.
Гудела комната в общаге. Сварили барана, затарились водочкой и пировали до утра. Пошли кататься с ледяной горки. Арон упал, неловко сев на собственную стопу и получил сложный перелом наружной лодыжки. Его увезли на такси в поликлинику, и обратно он вернулся в гипсе. Снова появилась причина для выпивки – обмывали сложный перелом, и Арон набрался на старые дрожжи до умиления. Он знал, что среди его собутыльников присутствует и тот, который накапал на него в КГБ, но поднимал тосты за бескорыстную дружбу, клялся в любви, целовал всех по очереди, а потом потерял лицо и рассказал то, что рассказывать было не нужно. Он плакал, и его утешали, тайно перемигиваясь и радуясь, что не у них выросли рога, а у него, а больше всего коллеги радовались тому, что была у них теперь нескончаемая тема для сплетен. Кричали, пьяно перебивая друг друга:
– Разворотить бы этой суке очко, чтоб знала!
– Матку ей вырвать за такие дела!
А больше всех брызгал гневной слюной девственник. Он страшно тяготился своей неопытностью и надеялся активным возмущением скрыть от товарищей свою неосведомлённость в любовных делах: «Я бы на твоём месте не выдержал. чтобы мою жарили при мне во все дыры, а я бы терпел?!»
А потом, когда Арон проснулся среди ночи, мучаясь от того, что перепил и наболтал лишнего, на него навалилась такая тоска, что он застонал, как от физической боли, и захотел умереть. Он совершенно ясно осознал, что всё кончено. Понимал, что не сможет больше встречаться с Тамарой, и в то же время не представлял себе, как будет жить без неё. Вот если бы он никому про свой позор не рассказал, тогда другое дело, а теперь… И было мучительно стыдно по той причине, что в глубине души он сознавал, что хоть Тамара и не заслуживала хорошего к себе отношения, но ведь и он не имел морального
