style="font-size:15px;"> Карлос моргнул полуослепшими глазами и разомкнул опухшие губы.
– Молится ли обо мне королева? – спросил он чужим глухим голосом.
– Королева пребывает коленопреклоненной в своей молельне, – ответил король, – а Хуана босой совершила паломничество к святыне Богоматери-Утешительницы.
Он пристально смотрел на сына, держа берет у груди, и его глаза были поблекшими и жестокими, а брови нахмурены, как если бы он обдумывал какую-то ужасную мысль.
– Когда я женюсь на своей кузине Анне? – задыхаясь, спросил Карлос.
– Разве сейчас время помышлять о женитьбе? – ответил дон Фелипе.
Его глаза блеснули, когда взгляд скользнул по Хуану, такому молодому и красивому, почтительно, несмотря на утомление, стоявшему по другую сторону кровати. Затем король с тягостным осознанием перевел взгляд на уродливое, наполовину парализованное и больное создание, лежащее под златотканым одеялом.
Лишь на мгновение так тщательно оберегаемое им незыблемое спокойствие изменило ему.
– О, Господи! Мой сын! – пробормотал он, настолько тихо, что никто не слышал его слов, кроме самого увечного Карлоса, который ответил на них безумным смехом.
– Ваш сын и будущий король Испании!
И он беспомощно забил руками и неразборчиво забормотал, уже в бреду.
Дон Фелипе отступил от кровати и шепотом обменялся несколькими фразами с докторами. Затем он мрачно сделал знак дону Хуану следовать за ним и вышел из комнаты.
Хотя молодой человек и ожидал упрека за то, что упустил Карлоса из вида, он был рад покинуть покои больного и размять ноги, застывшие от коленопреклонения, и руки, уставшие от перебора четок.
Он прошел вслед за доном Фелипе в маленькую круглую комнату, где солнечный свет лился сквозь приоткрытые зеленые ставни на белый мраморный пол.
Король сел. Хуан остался стоять. Его платье было в беспорядке, волосы растрепаны, лицо серое от долгого бдения, но все это не могло скрыть ни его юности, пышущей здоровьем, ни его красоты.
Он стоял и ждал, когда этот человек, самый могущественным человек в мире, отец которого был и его отцом, обратится к нему.
Он не любил дона Фелипе и не боялся его, но он был благодарен ему за то, что тот возвысил его, и надеялся в дальнейшем возвыситься с его помощью еще более.
Упрека, который он опасался услышать, не прозвучало. Дон Фелипе не стал говорить о своем пораженном несчастьем сыне.
– Ты не устал от Алькалы? – спросил он бесцветным, лишенным эмоций голосом.
– Нет, Ваше Величество, – правдиво ответил Хуан.
– Я слышал, что ты искушен в военном деле, но не уделяешь должного внимания остальным занятиям. Вскоре тебе предстоит прибыть ко двору.
– Кабинету я предпочитаю ристалище, – ответил молодой человек. – И боюсь, что я недостаточно способен для ученых занятий.
Дон
