водопадам со мной и другими ричмондскими сорванцами, катал меня по реке Джеймс на своем паруснике, выступал предводителем наших экспедиций на дикие озерные островки.
Пулей проношусь по лужайке перед его домом, запрыгиваю на дерево и забираюсь по стволу на побелевшую от снега черепичную крышу. Рама на окне у него скользящая, поэтому я без труда ее поднимаю и запрыгиваю к нему в комнату.
Эбенезер так и подскакивает на кровати – он еще не успел уютно устроиться под одеялом – и даже в ночную рубашку еще не переоделся. Приятель лежит с книгой прямо на хлопковом покрывале.
– Ого! – восклицает он, звучно захлопывая книгу. – Я так и знал, что сегодня ты меня навестишь.
– А с чего ты так решил? – в замешательстве спрашиваю я, закрывая за собой окно.
– Помнишь проповедь епископа Мура?
Слегка наклоняюсь вперед, чтобы отдышаться и отряхнуть снег с брюк. Вопрос приятеля остается без ответа.
Эб спускает на пол длинные ноги и усаживается на краешек кровати. Его рыжеватые волосы, примятые подушкой, теперь торчат во все стороны, как шерсть у непричесанной болонки.
– После того как епископ повелел не слушать муз, у тебя сделался такой вид, будто тебя вот-вот стошнит всем, что ты ел на завтрак, – замечает он. – А что он наговорил про театр, где играли твои родители! Это просто немыслимо! Сегодня он и впрямь вел себя как гнусный мерзавец! – Эб морщится от собственных слов и косится на дверь. – Только матушке не рассказывай, что я такими словами ругаюсь, – хихикнув, просит он. – Да и Господу знать о том незачем… Помилуй мя, Боже.
– Я из-за отца пришел, а не из-за епископа, – сообщаю я, потирая шею, которая всё еще побаливает после недавней стычки.
– Да ладно? – Эб кладет книгу на прикроватный столик, рядом с лампой. – И что же на этот раз учудил Король Иоанн Молдавский?
Вместо ответа я кидаюсь к платяному шкафу Эба, где всегда хранится обширный запас ворованной выпивки.
– Бог ты мой, всё настолько скверно? – спрашивает он.
Я ожесточенно копаюсь в его панталонах и ночных рубашках.
– Мне бы только дожить до выходных… – Пальцы нащупывают гладкое, фигурное стекло. С победной улыбкой достаю за горлышко из вороха одежды красивую черную бутылку хереса. – Если только получится уехать в университет, Эб, я наконец обрету свободу! Осталось всего ничего!
Оконное стекло у меня за спиной вдруг начинает дрожать и позвякивать.
Резко оборачиваюсь, не выпуская из рук бутылки, и изумленно смотрю на неистовую пляску ветвей в темноте. Стекло звенит всё громче, кажется, оно вот-вот разлетится вдребезги, и комнату Эба накрывает трескучей волной электричества, от которого волосы у меня на затылке встают дыбом. На нас надвигается какая-то жуткая сила.
Эб подпрыгивает от неожиданности.
– Это еще что за чертовщина?
– Надо поплотнее закрыть окна.
– Что?
– Надо поплотнее закрыть окна! – Я кидаю ему бутылку, подскакиваю к раме
