у нас, сколько вздумается, золото мое.
Не отрывая от лица соленых от слез ладоней, я сдавленно благодарю ее, шумно хлюпая носом. К горлу вновь подкатывает тошнота. Я плотно сжимаю губы, чтобы не запачкать обувь миссис Бёрлинг вином, готовым извергнуться из моего желудка.
Она уходит из комнаты, а я, удостоверившись, что тошнота отступила, вновь погружаюсь в сон.
Проснувшись, я тут же вспоминаю о Линор.
Приподнимаю голову и убеждаюсь, что мои догадки верны: в комнате нет никого, кроме нас с Эбом. Он сидит на коленях у камина, спиной ко мне.
– Где она? – спрашиваю я. – Где Линор?
– Боже, какая же она жуткая, Эдди, – не оборачиваясь, отвечает мне друг. – Какая страшная… – Его бьет крупная дрожь.
В шкафу у Эба что-то шевелится.
С трудом принимаю сидячее положение, не сводя глаз с закрытых дверей из кедра. Меня охватывает страх, что Эб затолкал мою музу в шкаф.
Эб энергично потирает ладони, чтобы согреться.
Встаю на ноги и выпрямляюсь.
Шум в шкафу возобновляется – там кто-то царапается и скребется!
Подхожу ближе. Ноги едва меня держат – кажется, что это и не ноги вовсе, а два стебля камыша. А Эб всё потирает и потирает ладони.
Делаю глубокий вдох и протягиваю руку к дверце шкафа, воображая самое страшное: обезглавленную и расчлененную, однако чудом выжившую и охваченную яростью Линор. Пока храбрость меня не оставила, я распахиваю обе дверцы.
На меня смотрят два испуганных черных глаза.
Маленьких и круглых, как бусинки.
В складках бежевой ночной рубашки Эба притаилась полевая мышь. В лапках она держит кусочек крекера – видимо, Эб хранит в шкафу еще и печенье. Линор нигде не видно.
С облегчением выдыхаю и поворачиваюсь к Эбенезеру:
– Эб, где та девушка?
Эб прекращает ожесточенно тереть ладони.
– Эта девушка, как ты ее называешь, рухнула на пол в ту же секунду, что и ты, хотя ни капли спиртного не приняла!
– И где она теперь?
Эб поднимается на ноги.
– Я не знал, что с ней делать. Не мог же я допустить, чтобы она осталась здесь и попалась матушке на глаза! Вот я и… – Он нервно провел рукой по волосам. – Дождался, пока опьянею настолько, что не испугаюсь к ней подойти, взял ее на руки и вынес на улицу.
Рот у меня так и распахивается от изумления.
– И далеко ты ее унес?
– Да нет, – Эб небрежно кивает на окно. – Оставил у обочины. Совсем рядом с домом, если подумать.
Распахиваю окно, высовываю голову на морозный воздух и замечаю в снегу, у дороги, след пепельного цвета, напоминающий по форме человеческую фигуру.
– Ее там нет! – вскрикиваю я, повернувшись к Эбу. – Когда ты ее туда вынес?
– Да не знаю. – Эб задумчиво почесывает макушку. – Где-то через четверть часа после того, как
