могу двумя способами удержаться на престоле: тиранством и милостью, – сказал мне Димитрий, – отец мой испробовал тиранство, известно, чем кончилось. Я же хочу испытать милость и верно исполнить обет, данный мною Богу: не проливать крови.
Услышав слова несправедливые об Иване, я было взвился, вспомнив о царе Борисе, хотел указать Димитрию на вредоносность иных самых лучших обетов, но в конце концов сдержался. Я всегда за милосердие и часто просил Димитрия сменить гнев на милость. Просил, к примеру, за Годуновых, они люди смирные и к делам управления приспособленные. И за иных земских, вся вина которых состояла только в том, что они соблюдали верность присяге.
Не оставлял я забот своих и о просвещении народном, в первую очередь, о просвещении самого Димитрия. Ведь образование его из-за многолетнего пребывания в монастырях было хоть и неплохим, но, как я уже как-то говорил мягко, однобоким. Для иного царя, возможно, досконального знания Священного Писания было бы и достаточно, но для Димитрия, с его устремлениями великими, требовалось нечто большее.
– Знаю, знаю, – отвечал мне Димитрий, – сам знаю. Я ведь и в Польше учился, – тут он немного замялся, – в разных местах. Даже в походе о науках не забывал, призвал к себе иезуитов… Да не морщись ты! Других-то учителей под рукой не было, да и знатные учителя из иезуитов, это все признают. Утром час занимался философией, вечером – грамматикой и литературой.
– И долго так занимался? – спросил я.
– Три дня! – рассмеялся Димитрий. – Войско недовольство проявлять стало, чуть не взбунтовалось, поверишь ли! Ничего, вот разгребу немного дела неотложные, опять за учебу примусь, хотя бы по часу в день. Я вообще так решил: быть непременно на Руси школам и академиям! А для начала пошлю за границу учиться человек пятьдесят детей боярских побашковитей или, скажем, двадцать.
– И чему они там научатся? – с подозрением спросил я. – Того, чего у нас нет? Или всяким мудрствованиям богословским? Так это нам не надобно!
– Ну, не скажи, – протянул Димитрий, – кроме теологии в университетах европейских занимаются и практическими науками. Медициной, например, или зодчеством, наши-то на глазок строят, а там – целая наука.
– Ага, дети боярские – лекари да строители! – поддел я его ехидно.
– Ладно, пусть другую науку осваивают – как по морям плавать, – отступил Димитрий.
– Да у нас и кораблей-то нету! Зачем они нам?
– Ничего, заведем! Пусть будут! Империя наша на всю землю распространится, нам без кораблей никак не обойтись. Но это дела далекие. Опасения же твои я понимаю, с университетов европейских нам толку мало будет. Потому и говорю: на Руси будем вводить и школы простейших наук, и академии высших. Завтра же указ составлять примусь, через неделю и введем!
– Так вот сразу – и простейшие, и высшие, – вновь поддел я его, на этот раз добродушно, – может быть, все же с простейших
