океанский монстр, вышедший на сушу из водных глубин. Эта фантазия зодчего настолько не вписывалась в традиционные представления о городском жилище, что барселонцы, восприняв постройку как мощную каменную гору с пещерами, сразу дали ему ироничное название La Pedrera, что в переводе с каталонского означает «каменоломня». Между тем (опять «нет пророка в своем отечестве») именно дом Мила в 1984 году стал первым из сооружений ХХ века, включенным в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Ну, а Casa Batllo некоторых вообще может привести в состояние ступора: «Странное впечатление оставляет этот дом. Игривость и гибкость форм Каса Батло, строящегося одновременно с парком Гуэль, демонстрирует попытку создать жилище нового столетия, в котором человеку будет легко и радостно. Но тут же следует неожиданный удар. Балконные ограды представляют собой как бы сколки человеческих черепов – страшные маски с прорезями для пустых глазниц. Тонкие колонны напоминают кости. Помни о смерти, о том, что недолговечна жизнь человеческая даже в ХХ веке» (из статьи Дмитрия Травина «Антонио Гауди-и-Корнет. Посмодерн в преддверии модерна»).
Но это одно восприятие Каса Батло – из разряда сумеречного хоррора. Но есть и другое, думается, более адекватное жизнеутверждающему гению А. Гауди. Оно интерпретирует здание как фигуру исполинского дракона —персонажа, используемого во многих сооружениях архитектора. Уходящая корнями в мифологию виктория покровителя Каталонии Св. Георгия над страшным драконом может быть аллегорией победы добрых сил. Меч святого воина, всаженный в «хребет чудища», архитектурно исполнен в виде башенки, увенчанной георгиевским крестом. А весь фасад Каса Батло визуально исполняет роль сверкающей чешуи дракона, обрамленной костями и «черепами» его жертв, которые воплощаются в формах многочисленных балконов и окон…
Однако, не слишком ли много вызова и архитектурной фантазии, не знающей берегов? – могли, видимо сказать друзья Эусеби Гуэля – главного мецената А. Гауди. Вопрос, пожалуй, вполне законный для рядового сотрудничества спонсора и исполнителя. Но не забудем: текстильный магнат «был богат и прагматичен, как нувориш, религиозен и ортодоксален, как испанец, тонок и чувствителен, как декадент. Удивительная смесь, встречающаяся отнюдь не на каждом шагу. Но именно эта смесь качеств и нужна была Гауди. Именно она образовала идеального заказчика. И архитектор получил такового. 35 лет, вплоть до самой смерти дона Гуэля, Гауди был его семейным архитектором» (Там же).
А как же финансы? – им ведь не пристало выходить из берегов, в отличие от воображения творца. Но и здесь стереотипам пришлось отступить – Гауди получил карт-бланш на все свои затеи и причуды. «Я наполняю карманы дона Эусебио, – жаловался бухгалтер промышленника, – а Гауди их опустошает». Мы бы добавили: опустошает с подчеркнутой виртуозностью. Так, в спроектированным им дворце Гуэль
