Ты же знаешь, что такие вещи не совсем законны…
– Можешь, или нет? – повторно задал вопрос Андрей.
– Смогу, – выпалил Марк, но затем помедлил. – Кого нужно найти?
Эллу. Проговорив ее имя, Нечаев почувствовал укол стыда. За время, прошедшее после разговора с Анной Мелисон, он успел несколько раз обвинить ее в том, что случилось.
«Подло это, – говорил он себе теперь. – Обижаться на нее, и винить ее в чем-то лишь потому, что она дала тебе неправильный номер телефона. Элла ничем тебе не обязана!»
– Хорошо, я попробую разыскать ее контакты, – сказал Марк.
– Я твой должник.
Нечаев хотел было закончить разговор.
– Кстати, по поводу вложений, – вклинился Марк с прежней темой. – Ты надумал по поводу роботов?
– Да сейчас как-то не об этом голова болит, – честно признался Андрей.
– Ты на эту девчонку крепко запал. Думаешь, она того стоит?
Андрею нечего было ответить. Он и сам не знал.
– Ладно, подумай еще, но не тяни с этим!
Закончив говорить с другом, Андрей встал из-за стола и направился к панорамному окну. Вечерело, и город вспыхивал миллионами огней. В окнах соседнего здания, расположенного через дорогу, можно было рассмотреть жизнь в миниатюре. В одном из кабинетов, вольготно разложившись на широком письменном столе и позабыв опустить жалюзи, предавались любовным утехам мужчина и женщина. Двумя этажами ниже, включив настольную лампу, корпел над работой какой-то трудяга, а за стеной молодая девушка танцевала под звуки неслышимой для Андрея музыки. Танцевала она неспешно, наслаждаясь каждым своим движением.
Жизнь не давала никаких знаков. Она вообще не дает знаков, думал Андрей. Просто люди умеючи интерпретируют обыденные события, дабы подбодрить себя на исполнение какого-то дела, или, наоборот, отвлечь себя от всего и сорваться в пляс. Жизнь не имеет разметки, как шоссе, но имеет с дорогой нечто общее – она тоже однажды заканчивается.
13.
Закончил писать еще одну главу странной (или же вполне обыденной – это как посмотреть) жизни Андрея Нечаева я лишь под утро, когда голова нещадно гудела от алкоголя и тошнотворных мыслей о том, что жизнь заканчивается. Я словно стоял перед стеной, где большими буквами было написано: ТУПИК.
Опрокинув в себя виски со льдом – или, если бы его пил Нечаев, то напиток следовало называть Хемингуэй – и зажмурив глаза, я попытался забыть о том, что чуть позже явится этот чертов Притворщик, и что мне пора скорее убираться из дома. Чужого дома.
Вместе с этими мыслями я почувствовал, кроме слабости моральной, слабость и физическую. Все же, взял себя в руки и поднялся из-за стола. Подумал, что глупо было называть напитки в честь писателей в своей новой работе. Решил, что заменю все названия на обыкновенные: ром, виски, мартини, шампанское. Тогда придется переписать некоторые места. Все же, это черновик. Черновик «Хорошей жизни».
Придумав не слишком заковыристую причину, я попросил Олега приютить меня у себя на время. Тот, конечно,
