усмехнулся:
– Чтобы факелы сами зажигались от нашей энергетики?
– Пофиг на факелы, пусть девки рвут на себе футболки и просят расписаться на груди!
– Майки расстался с очередной пассией, – сообщил Эллиот, почти утыкаясь носом в зеркало, чтобы вставить чернильную линзу. – Теперь он в активном поиске.
Роуз застонала: когда Майки искал девушку, лучше было не стоять на пути. А еще это означало, что если не найдет, то напьется в баре.
– Ну вас! – заявил Майки.
А молчавший большую часть времени Стив заметил:
– Главное, выбирай не по размеру груди, как ты обычно делаешь.
– Вы ничего не понимаете в женщинах.
– Особенно я, – вставила Роуз. – Вы, кстати, помните, что к факелам близко не подходить? Опалите свои прекрасные тушки.
– Зато какое будет шоу! – мечтательно сказал Майки, за что тут же получил от Роуз полетевшими в его сторону чьими-то штанами из общей кучи вещей. Судя по протесту Стива – его.
Они еще долго обсуждали концерт, клуб и девушек Майки – до самого момента выхода на сцену, так что Гадес с досадой тряхнул головой: он рассчитывал хотя бы поговорить с Гипносом до выступления. Просто на всякий случай. Но тот вместе с остальными уже вышел на сцену под оглушительный рев толпы.
Они были рады им.
И огонь из факелов взметнулся, приветствуя «Стикс течет вспять», а Майки и Эллиот вступили с первыми гитарными риффами.
Понадобилось ровно две песни, чтобы раскачать собравшуюся в зале толпу.
А на третьей Гадес заметил Софи. Прожекторы осветили зал, и Гадес выхватил взглядом ее маленькую фигурку и распущенные рыжие волосы. Она стояла вместе с Сетом, Нефтидой и Амоном у дальней стены. Это немного успокоило: в окружении стольких богов Персефоне ничего не угрожало.
А еще Гадес знал, что ее взгляд прикован к нему. Возможно, она этого даже не понимала. Но видела только его.
Сам Гадес, смотря на Софи, не мог знать, как она полчаса выбирала корсет, разложив на кровати все, что у нее имелись. Как три раза переделывала прическу, остановившись в итоге на распущенных волосах. Но Гадес смотрел на Софи и видел ее истинную, которая многие сотни лет назад съела гранатовые зерна, чтобы навсегда остаться рядом с ним в окружении фиолетовых искр и асфоделей.
И ни разу не пожалела.
Этим вечером Гадес пел только для нее. Он не говорил этого вслух, но каждая песня была посвящена только ей. Текстом каждой он говорил только с Софи. И его бархатистый голос, обращенный ко всем, на самом деле предназначался только ей. Прикасался к ее волосам, проходил, будто прикосновение, по щеке и обнаженным рукам, проникал сквозь кожу. Лаская и обещая.
Зал взорвался аплодисментами и трижды вызывал на бис. Неугомонный Майки предлагал выйти и в четвертый, но Эллиот шикнул на него, что остальные тут не сидят на энергетиках. Поэтому, когда группа завалилась в гримерку, и
