внезапной встречи с Персефоной, Гадес вернулся в клуб. Он разыскал ее и попробовал заговорить. Наверное, еще заходя с морозного воздуха в душный клуб, он подозревал правду, но не желал ее признавать.
Как будто стало проще, когда он увидел ответ в удивленном взгляде Персефоны. В ее глазах, которые не менялись от воплощения к воплощению.
Она смотрела на Гадеса посреди рассеивающейся толпы, между сумраком и бьющими на границе сознания басами приглушенной музыки. Она смотрела и не узнавала так, как узнал ее он – даже если бы на этот раз Деметра отошла от привычного имени.
Он узнавал ее всегда. Не сразу, но всегда.
Какой силой могла воспользоваться ее мать? Гадес не сомневался, это дело рук Деметры. Она всегда считала, что решение богов неверное, и ее дочь всегда должна оставаться рядом с ней. Как будто того факта, что Персефоне приходится не просто менять тела, а перерождаться – не достаточно.
Как будто то, что Гадес ждет и ищет ее половину жизни – это слишком мало.
Кто помог Деметре? Она бы никогда не осмелилась в одиночку бросать вызов богам. Да и сил у нее не хватило бы. Не ее стезя. Гадес всегда недолюбливал ее, считая собственницей, не пожелавшей отпускать дочь. Но в этот момент он ее почти ненавидел.
Персефона – или Софи, как она сама себя называла – смутилась и не хотела разговаривать. Она желала как можно быстрее сбежать из клуба и от Гадеса, которого наверняка посчитала навязчивым. Ей бы удалось, если б не ее подруга. Гадес не запомнил имени восторженной блондинки, но она оказалась фанаткой группы «Стикс течет вспять». Благодаря ей, Персефона не сбежала сразу.
Но она молчала большую часть времени, стоя рядом с подругой, которая щебетала о последнем альбоме и жаждала получить автограф. Конечно же, Гадес дал его. А потом еще долго смотрел вслед девушкам, когда они выходили из зала. Он надеялся, чары Деметры дадут трещину, когда Персефона увидит его. Он надеялся, она обернется.
Она не обернулась.
И теперь Гадес сидел в почти пустом баре клуба, не зная, то ли ему попытаться напиться, то ли отыскать дом Персефоны и силой вернуть ее (в конце концов, не первое похищение жены в его долгом существовании), то ли… Гадес не знал, что еще можно придумать.
Но понял, что все это придется отложить, потому что ощутил другое божественное присутствие рядом. И мгновение спустя ему на плечо опустилась рука:
– Аид, дружище!
– Я ненавижу это имя, – сухо ответил Гадес.
– Зато ты рад меня видеть! Не сомневаюсь.
– Привет, Амон.
Он уселся на барный стул рядом и заказал у бармена что-то прозрачное в маленькой стопке. Хрупкий, тонкий, он был похож на семнадцатилетнего мальчишку. На входе у него наверняка проверили документы.
Пришедший осушил рюмку и потребовал еще. И только после этого посмотрел на Гадеса.
– Это твой клуб?
– С какой стати? Нет. У меня группа. Мы тут выступали.
– Серьезно? – Амон обернулся и с интересом окинул взглядом сейчас пустую
