власти. Нет суверенитета – нет и полноценного, независимого государства. Нет государства – нет и государственного суверенитета. Но притом суверенитет никогда реально не был абсолютным. Лучше всего это свидетельствуется вечными (!) межгосударственными войнами, причиной которых в юридическом контексте всегда была либо защита государственного суверенитета от посягательств на него извне, либо наоборот, соответствующие посягательства на чужой суверенитет.
Наблюдаемые естественные ограничения, уступки суверенных прав, во-первых, всегда имели место, но всегда были теоретически аномальны (!) по самой природе суверенитета, в идеале – абсолютного в публичном праве. Во-вторых, что ярко демонстрируется повсеместным (либо прямо конституционно, либо имплицитно) последовательным непризнанием верховенства, супрематии международного права в рамках национальной юрисдикции. Допускаемый же в отдельных случаях приоритет международно-правовых норм – всегда лишь исключение, всегда в принципе остающееся конституционно как устанавливаемым, так и потенциально отменяемым, «отбираемым». Верховенство национального конституционного права, по существу, есть императивного значения практически общий правовой принцип вопреки всем монистическим, нормативно-иерархическим, супрематическим теориям и даже возможным конституционным аномалиям.
Приведенное выше сопоставление конституционных режимов разных стран с точки зрения «приоритетности» международного права (как такового, т. е. общепризнанных принципов и норм международного права, а также правоустановительных условий международных договоров) по отношению к национальному законодательству показывает большое разнообразие, вплоть и до полного отсутствия какой-либо «приоритетности». Именно это разнообразие, зиждущееся на суверенном конституционном определении значимости международного права относительно национального, свидетельствует более всего о принципиальной общей «приоритетности» как раз национального конституционного правопорядка, который и является «верховным». Тот или иной, в том числе приоритетный статус международного права, не предопределяется его иерархичной, естественной и т. п. «верховностью» по отношению к национальным правовым системам. Наоборот, нормы (обычно конституционные) национального права придают то или иное, в том числе и приоритетное, значение международному обычному праву или международным конвенциям.
Следует особо отметить, что согласно конституционным нормам ряда государств их международные договоры приравниваются по своей «иерархичности» и правовой силе к законодательным, парламентским актам соответствующих стран на том правовом основании, что эти договоры прошли ратификационное или подобное утверждение высшими законотворческими органами, что логично и придает солидную правовую мотивацию паритетности договоров с законами. В случаях же коллизий правил международных договоров и национальных законов логично и применяются обычные в таких случаях методы
