смешно, что у нее дыра в пальто от подмышки до самой попы.
Мы с ней гуляли почти всегда вместе. Когда она научилась не есть песок из песочницы, я иногда оставлял ее во дворе и уходил с мальчишками на пустырь. Но потом они постепенно все не захотели ходить со мной на пустырь. То есть они ходили туда все равно, только убегали от меня, как будто я их съем, что ли. Я сначала думал, это такая игра и надо догонять, ведь бывают же такие игры, когда от тебя все бегут, а ты как будто злой и догоняешь, и всем весело. Но они как-то не весело убегали. Камнями кидались иногда. А один ко мне подошел, когда не видел никто, и сказал, что их мамы запретили им водиться со мной и чтобы я больше не лез. Я стукнул его прямо по глазу, как взрослый, и ушел к Сестренке. Сел с ней на качели и качаться даже не стал, а обнял ее двумя руками и так сидел. Я тогда по-серьезному понял, что она для меня самая хорошая. Потому что если ей все на свете запретят со мной водиться, она все равно будет, даже если ее за это побьют.
Но это было потом, а сначала мальчишки мне все завидовали и водились со мной, потому что я был самый крутой на площадке. Они говорили, что я лазаю, как цирковой. Цирковые – это такие бездельники, которые вместо того чтобы делом заниматься, все время лазают и кувыркаются. Так папа сказал. Я думаю, раз они больше ничего не делают, а только лазают, то лазать у них здорово получается. Я тоже здорово лазал. Мальчишки всегда на меня с разинутыми ртами смотрели. Даже когда уже не водились со мной.
Сестренка лазать не умела. Если честно, то это из-за меня. Она когда в первый раз за мной полезла, у меня внутри как все заколотится! Я сам падал сто раз и ударялся всякими местами, и ничего, иногда даже кровь не текла, а синяки только. А она полезла, и мне сразу показалось: падает. И прямо как картинки перед глазами замелькали: вот упала, вот лицо ее – она плачет, вот ее тоненькие ручки – разбиты, пальчики поломались. И я как заору тогда: слезай, ты что, вообще что ли! Так и не дал ей учиться. Я плохой учитель.
И вот когда наша мама уже была совсем не как с фотографий, и уже сто лет как умела пить противную водку не кашляя, пришли Эти.
Юджин. Видик
Нет у Юджина своей комнаты. Точнее, комната-то есть, но живет он в ней вместе с сестрой Наташкой, жадиной и врединой, барбидокской дюдюкой. Сестра Наташка приводит к себе подружек, они наряжают бумажных кукол, меняются фантиками от конфет и календариками, а потом все вместе рисуют на него, Юджина, непохожие карикатуры. На этих карикатурах Юджин маленький и толстый, из носа у него течет. А на некоторых у него длинные уши и рога. А еще на некоторых – десять ножек буквой гэ и длинные усики, будто у таракана. Рисуют и хихикают, и ему подбрасывают, а Юджин это терпи.
Нет у Юджина никакой свободы. Сидит он, например, за письменным столом, делает уроки, а тут Наташка: «Жень, накали мне семечек! Жень, пожарь мне картошки!» И так раз пятнадцать, пока не встанешь и не пойдешь на кухню. А если не пойдешь, мерзкая Наташка вечером нажалуется родителям,
