подсказывало, что тут не над чем смеяться. Сын своего отца – здесь была сокрыта какая-то философия. Наверное, простая и одновременно глубокая…
– Да уж, – задумчиво повторил я.
Был ли у меня отец? А мать? Где мои корни? И есть ли вообще у меня корни? Быть может, я совсем один? От мысли о корнях снова разболелся живот.
– А кто такой этот Мих… халыч? – довольно легкое слово никак не укладывалось на моем словно окостеневшем языке.
– Один чокнутый русский.
– Как я?
– Нет, по-другому чокнутый. Но тоже интересный.
– Расскажи.
– Да что тут рассказывать? Бывают любопытные люди, которые не похожи на остальных. Вот и Михалыч такой.
– Русский – это кто?
– Родом из других краев.
– Несиднеевиц?
– О, даже говоришь, как он!
– Это как?
– Слова искажаешь! Ну, кто такой «Несиднеевиц»?
– Это Михалыч! – торжественно завершил я логическую цепь, рассмешив доктора.
– Вас явно надо познакомить! – сквозь хохот утвердил врач.
Немного успокоившись, он продолжил:
– Сидней – это Австралия. Страна такая когда-то была. Мы – австралийцы, граждане Сиднея.
– «Кучка выживших» мне больше по душе, – перебил я его.
– Кучкой мы были в самом начале истории. Мы давно уже полноценные горожане.
– Что бы это значило?
В ответ доктор просто махнул рукой. Ему было не по плечу объяснить мне такую сложную вещь, как «часть городского сообщества».
– А Михалыч… его родители приехали сюда издалека. Они говорили, что там, где они жили раньше, было не меньше снега зимой. Представляешь? Кто-то добровольно селится в таких условиях! Михалыч родился здесь, уже после катастрофы. Но он все равно считает себя русским. Видимо, тешит самолюбие. В общем, хочет быть русским – никто не запрещает, тем более что ныне это не значит ничего, кроме старческой сентиментальности… лишь бы работал наравне со всеми.
– Раз знает свои корни, то нет ничего плохого в том, чтобы хотеть оставить их в своей памяти.
Доктор прервался и серьезно посмотрел на меня. Он явно не ожидал услышать нечто подобное от пустоголового найденыша. Да я и сам не сразу понял, что сказал, но мне тут же стал ясен смысл того, почему Михалыч называл себя в честь отца. Не выдержав гнетущей тишины, я попытался вернуть разговор в прежнее русло:
– А это далеко отсюда? Русские земли.
– Очень! – одной интонации доктора было достаточно, чтобы представить себе масштаб пути до мифической страны, откуда прибыли родители Михалыча. Этот мир был, видимо, значительно больше, чем казалось из окна моей комнаты.
– А почему ты вообще о нем вспомнил?
Врач слегка растерялся от моего вопроса, но все-таки неуверенно ответил:
– Да твоя «Мария» напомнила… Рассказывал
