я решить, что с этим делать? Если реальность была продолжением сна, то мне следовало идти за сюжетом, не так ли? Или же здесь нужно остановиться и понять, что ничего хорошего вокруг происходящее принести не может и лишь затягивает меня в свой неведомый сценарий для, опять же, неизвестных мне целей? Проснусь я в конце или же погибну? Или разницы уже не существует? Мысли сплетались во все больший узел.
Успокаивая ушибленную руку, я тронул холодную поверхность окна. Свобода, простирающаяся за ним, была жестокой и убийственной. Ледяная стихия, не щадящая ничего вокруг. Засыпанный снегом мир и живущее на его задворках поколение, к которому я даже не хотел себя причислять. Я не такой, я не отсюда. Я хочу домой!
Наливающийся пурпуром горизонт, показал первые оттенки просыпающегося солнца – кровавые трещины в облачном покрове. Словно окошки между мирами. Там, за тучами, все еще были возможны яркие природные цвета, полные жизни и восторга. Багровое небо дразнило меня сквозь неровные щели, давало надежду и одновременно отбирало ее своей недостижимостью. Я будто находился на границе двух вселенных: в той, что была темна и непонятна, я очнулся шесть дней назад, а от вида другой, далекой и прекрасной, на глаза наворачивались слезы.
Сияние становилось все ярче, и в каждом новом оттенке сердце обретало радость. Я мог смотреть на световое представление бесконечно, уходя все глубже в свои размышления и находя там все больше несоответствий действительности. Пальцы без конца теребили стеклянный пузырек, кожа впитывала столь редкие лучи восходящего светила.
– Что же ты сидишь у окна совсем раздетый! – внезапно выдернул меня из оцепенения возмущенный крик доктора.
Он стоял рядом с распахнутой дверью с выражением сильного негодования на лице. Врач стремительно направился ко мне, хватая на ходу одеяло с кровати. Мне хотелось парировать его выпад, но губы не шевелились. Я только сейчас понял, что совсем замерз.
Могу представить, какой ужас испытал доктор, видя своего пациента, недавно вытащенного из-под снега, забившимся в холодный угол и пренебрегшим всякими правилами выздоровления.
– На полу! У окна! – не унимался врач, поднимая меня на ноги и укутывая в одеяло. – Ты решил, видимо, совсем добить себя!
Где-то из глубин памяти всплыла шутка про «Священного быка», потянувшая за собой понимание гнева доктора. Я был очень ценным товаром, меня нужно беречь и лечить… Рука крепко сжала склянку. Лечить? Или травить? Видя, как доктор заботливо пытается согреть меня, я усомнился в доверии к самому себе. Этот человек старается меня спасти, а я вместо благодарности выдумывал коварные планы, стоящие за обычной заботой. Мне было легче поверить мифической змеиной девушке из бредового сна, чем простому человеку, из-за которого я все еще не сгинул?
Стыд подталкивал меня попросить прощения за небрежность, но вместо этого я произнес:
– А почему
