Что же касается Дерема, тот «часто лежал с ней в постели, обычно в камзоле и портах, но иногда был нагим». Правда, она категорически отрицала данное Дерему обещание вступить с ним в брак, с гордостью указывая на свое знатное происхождение. В конце этого допроса молодая женщина выглядела столь жалкой, что сердце Крэнмера преисполнилось состраданием: «она была так убита печалью и так роптала, как мне никогда не доводилось видеть в жизни, каковые сетования могли бы смягчить сердце любого человека на свете». Он приказал привезенному с собой писарю составить прошение о помиловании от имени королевы, ибо у Кэтрин явно не хватило бы познаний грамотно оформить этот документ. Тот привычно взялся за перо и застрочил им по пергаменту:
«Я, подданная Вашей милости, сокрушенная великой кручиной, и ничтожнейшее создание, недостойное обращаться к Вашему величеству, нижайше подчиняю себя Вашей воле и сим признаю свои проступки».
Далее на трех страницах Кэтрин описывала, какое горе испытывает королева по поводу того, что допустила совершать с собой те действия, которые не должна была позволять ни Мэноксу, ни Дерему.
«После того, как я раскрыла Вашему высочеству всю правду, умоляю вас принять во внимание изощренное искусство лукавых уговоров молодых людей и неведение молодых девиц. Во мне было столь сильно желание добиться милости Вашего высочества, и я была столь ослеплена стремлением к мирской славе, что непозволительно умолчала о своих прежних проступках… Я заслужила наказание, но могу быть спасена милосердием и добротой моего супруга».
У нее едва хватило сил на то, чтобы криво нацарапать в конце свою подпись «Кэтрин».
14 ноября Кэтрин сообщили о том, что ей надлежит поселиться в пустовавшем аббатстве Сион. Ей разрешалось взять с собой четырех придворных дам по ее выбору и двенадцать человек прислуги, шесть черных платьев из бархата, дамаста или шелка, с соответствующими нижними юбками и чепцами, но только теми, которые не украшены драгоценными камнями. Кэтрин восприняла это как смягчение гнева своего царственного супруга и несколько воспрянула духом. Ее вместе с отобранными пожитками и сокращенным штатом на лодках перевезли по Темзе на новое место, а нескольких дам, включая леди Рочфорд, отправили в Тауэр.
Тем временем Дерему и Калпиперу пригрозили пытками, и они выложили все как на духу. Калпипер заявил, что имел в мыслях вступить в связь с королевой, настаивавшей на этом, а потому охотно повиновался ей. Однако прелюбодейная связь с королевой подразумевала нанесение ущерба королю, что расценивалось по английским законам как государственная измена, караемая смертной казнью, да не простой, а мучительной: они подлежали повешению, вырыванию внутренностей, четвертованию и отсечению головы. Поскольку вина обоих была бесспорной, она не подлежала никакому рассмотрению в суде, а меру наказания достаточно было установить указом парламента. Парламенту же не потребовалось долго заседать, дабы оный быстрехонько появился
