умолкнуть. – Его палец опять остановил поток ее слов. – И, господи ты боже мой, не комментируй все. Поцелуй – это символ любви, а ты все превращаешь в фарс.
– Ой-ой, ну я же совсем не хотела…
– Отлично, – прошептал он, опять нежно прикоснулся к ее влажным губам пальцем. – Если хочешь, можешь закрыть глаза.
Она безмолвно качнула головой в знак согласия. Не каждый день тебя целует вождь ирландского клана.
– А теперь посмотри на меня, – попросил он, подвигаясь поближе к ней. – Просто подними голову и посмотри на меня. Остальное сделаю я.
Она запрокинула голову и посмотрела на него. Он убрал палец, открывая дорогу ее губам. Губы их слились в единое целое, нежно и сладко. В этом было что-то первобытное, изначальное.
Она вскрикнула, но он заглушил звук, сильнее прижавшись к ней. Его искусные нежные пальцы ласкали ее шею.
Губы ее приоткрылись.
Уж этого она не могла подсмотреть у парочек в аллеях Саутверка или в колоннаде собора Святого Павла, где они уединялись.
Язык Айдана устремился в ее рот, она что-то промычала от удовольствия и обвила руками его шею. Она с простодушной и обезоруживающей настойчивостью потянулась к нему. Он проникал языком все глубже, гладил ее по спине. Потом крепко прижал к себе.
Участившееся дыхание Айдана удивило ее. Неужели его тоже тянуло к ней? Ведь это он предпочел поцелуй.
Обнимая Айдана, она все крепче прижималась к нему, стараясь продлить близость с ним навечно.
Он отнял губы. Замер, ошеломленно глядя на Пиппу.
– Ей-ей, девочка, – прошептал он настойчиво, – нам следует остановиться, а то…
– А то – что? – Голова ее шла кругом от близости его чувственного дыхания.
– А то мне захочется большего чем просто поцелуя.
– Вы опоздали, – заметила она. – Мне уже мало поцелуя.
– Ты явно решила не скупиться со мной на правду? – В голосе его прозвучала едва уловимая горечь. Он тихонько засмеялся, очень тихо и очень по-доброму.
– Конечно. Я на самом деле хочу тебя, Айдан!
– И я хочу тебя, девочка. – На его лице появилась грустно-счастливая улыбка. – Но нам лучше остановиться.
– Почему?
Он отстранил ее руки и встал с постели, двигаясь очень медленно, словно превозмогая боль.
– Потому что это неправильно.
– Мне это не важно, – уязвленно нахмурилась Пиппа.
– А для меня – важно, – пробормотал ирландец и отвернулся. Из кипящего котелка он налил себе в чашу вина и выпил почти залпом. – Прости меня, Пиппа.
Он уже взял себя в руки.
– Не мог бы ты посмотреть мне в глаза и повторить это?
Он повернулся к ней:
– Я же попросил у тебя прощения. Я воспользовался твоей невинностью, хотя мне не следовало этого делать.
– Но я выбрала поцелуй.
– Это и мой выбор.
– Тогда
