внешности, осипшим и с гнусавинкой, проговорил догадливый гетман спокойно, но его тонкие пальцы, выбивавшие на столе барабанную дробь, все же выдавали волнение.
– Капитан-поручик, – уточнил Княжнин.
– Ты понимаешь, какую совершил дерзость и чем сие для тебя обернется?
– Понимаю, ваше превосходительство, воля ваша. Однако ежели бы я этого не сделал, то же самое завтра могли бы сделать те, кто действительно желает вашей гибели. Полковник Кадлубский только что выгнал меня прочь, сказав, что в моей помощи не нуждается, что он волосу не даст упасть с вашей головы. Как видите, мне понадобилось всего пять минут, чтобы доказать обратное. И сие оказалось проще пареной репы.
Кадлубский, в отличие от гетмана, свои чувства и не думал скрывать. Опомнившись от первого замешательства, он схватился за саблю.
– Врешь, хвастливый москаль! – выкрикнул он. – Гетман под защитой, и ты сейчас это узнаешь!
Повернув саблю плашмя, чтобы легче вошла между ребер, полковник сделал длинный выпад, от которого Княжнин увернулся, едва заметно повернув корпус. Нехотя достал шпагу.
Следующий удар был рубящим, такой силы, что, казалось, тонкий шпажный клинок от него не защитит. Но Княжнин и не защищался, снова увернулся и добавил удару Кадлубского силы, акцентировано щелкнув своей шпагой по его клинку сверху вниз, так что сабля вылетела из потной ладони разнервничавшегося полковника на пол. Княжнин наступил на нее ногой.
– Полно, пан полковник. Не время и не место, – спокойно, даже примирительно сказал он. Однако Кадлубский готов был уже позвать на помощь караульных. Его остановил Косаковский:
– Тише, Аугустин. Не нужно шума. Не хочу, чтобы подлые заговорщики узнали, каким образом они могли меня достать. Только я от них и не прятался никогда. И у меня всегда под рукой есть оружие, – Косаковский вдруг подтвердил это, наставив на Княжнина дуло откуда ни возьмись появившегося пистолета. – Так что еще не известно, зарезал бы ты меня или раньше получил пулю…
«О да, настоящий поляк никогда не признает себя проигравшим», – подумал Княжнин. Он стоял под пистолетом так невозмутимо, будто может увернуться от пули так же легко, как и от сабельного клинка. Кажется, это понравилось Косаковскому, который медленно опустил оружие.
– Капитан прав, прощаю его, – сказал он с интонацией как минимум короля Англии. – Дерзкий, но отважный, люблю таких. Господин Игельстром кого попало ко мне бы не прислал. А ты недоглядел, Аугустин! Значит, капитану найдется дело. И я уже знаю какое. Ступай, полковник, я поговорю с капитаном, он, надеюсь, уже не будет меня убивать.
Косаковский довольно противно захихикал.
Избавляя Кадлубского от необходимости испытать новое унижение, наклоняясь перед ним за своей саблей, Княжнин поднял ее сам.
– Если можно, распорядитесь забрать в соседнем доме мои сюртук и шляпу, – попросил
