тяжелой чашей устанавливалась вчетверо больше, чем за простое избиение, вследствие возможных тяжких последствий.
В двух случаях (ст. 1 и 5) предусматривалась плата в размере 40 гривен и право мести. Это объяснялось тем, что потерпевший становился неработоспособным и не мог впредь содержать семью.
Нанесение морального вреда приравнивалось к нанесению телесных повреждений, не повлекших потери работоспособности (см., например, для сравнения ст. 2, 3, 7). А вот в ст. 8 правовые понятия уже отличали неправомерное действие от намерения и попытки совершить таковое, от угрозы действием, равно как и последствия того или иного преступления.
Правовые понятия подразумевали и моральную сторону дела. Например, если драки все-таки могли быть объяснены личностными или иными субъективными причинами, то причинение увечья считалось уже тяжким преступлением.
Ст. 9 представляется очень важной, даже концептуальной. Она говорит о “роте” – клятве при заключении договора или в судебном споре при отсутствии свидетелей (“видоков”).
“Рота” упоминалась и в русско-византийских договорах. Здесь же она имела еще значение и в уголовном праве. Статья также подразумевала, что варяг и колбя – иноземцы, потому представить свидетелей им сложнее, чем местному населению, – отсюда и упрощение следственного процесса.
Ст. 10–17 раскрывали различные субъективные стороны имущественных преступлений. В частности, ст. 10 исходила от упрощенного раннегосударственного права о помощи потерпевшему в нахождении пропавшей вещи (в том числе раба – челядина). Обнаружение украденного в чьем-либо доме означало отказ от помощи потерпевшему и приравнивалось к воровству.
Этот закон применялся в основном в отношении иноземцев – у них было легче укрыться. Так как иноземец мог и не знать о социальном положении и намерениях находившегося в его доме (челядина), закон предусматривал трехдневный срок.
Как видим, законодательство предусматривало, в общем, довольно мягкое наказание за имущественные преступления, в основном штраф в размере 3 гривны (без рассмотрения последствий кражи для потерпевшего) и возмещение ущерба потерпевшему. Не зря статьи об имущественных преступлениях помещены после наиболее тяжких – уголовных. Этот факт говорит о ранней государственности, отсутствии острых социальных противоречий, что свойственно раннему феодализму.
Вот, например, ст. 11–12. За различные обстоятельства кражи коня предусмотрено одно и то же наказание – 3 гривны и возмещение украденного (та же концепция, что и в ст. 10). Но статьи дают различный оттенок преступления. При этом ст. 12 защищает еще и собственность соседской общины – “мира” (“верви”). Несколько иной оттенок преступления отражен в ст. 17, где предусмотрены как добровольное признание вины, так и введение следствия в заблуждение.
Ст. 13 как бы дополняет ст. 10. Здесь говорится о своде – очной ставке и тяжбе сторон. Суть этого древнего судебного обычая
