электростанций, а у причалов сияли, озаряя ночь тысячью разноцветных лампочек, плавучие казино и рестораны. Невозможно было и представить, что летом эти корявые берега превращались в место отдыха для тысяч горожан, детей, плескающихся в теплой воде, возводящих дома из песка, визжащих от переполняющей их радости и удовольствия, а на Венецианском острове, ныне больше смахивающем на астероид, наполовину ушедший в дно высохшей реки, когда-то располагался развлекательный комплекс «Гидропарк» со множеством пляжей, аттракционов, ресторанов и лодочных станций. Теперь же ржавеющие остатки каруселей в отблесках света фар выглядели как протянутые к небу кисти рук, обглоданные и иссохшие, просящие о помиловании, о спасении.
Легендарная река давно превратилась в пар, поднялась в атмосферу лишь для того, чтобы выливаться обратно, щедро орошая мертвой водой проклятую земную юдоль и трепыхавшихся в ней в стремлении выжить существ.
– Чего-то затишье подозрительное какое-то. – Бешеный выбросил окурок через приоткрытое боковое окно. – Давно такой ночки не было. Одни собаки.
В еще не выветрившихся клубах дыма, разъедающих глаза, его можно было принять за новый вид мутанта с торчащим остроконечным гребнем для вспарывания животов несчастным жертвам.
– Не каркал бы ты, а? – прищурился Тюремщик. – Вечно тебе не хватает острых ощущений. Кого тебе еще надо-то?
– Ну, хоть бы пару летунов для разнообразия… – Он рассмеялся и хлопнул Тюремщика по спине, зная, как тот до одурения ненавидит шутки подобного рода. Особенно на поверхности.
– Чего ты несешь, балбесина?! – раздосадованно просипел Тюремщик. – Вечно ты должен накликать беду своей болтовней!
– Релакс, бой, – многозначно протянул Бешеный и опять хлопнул друга по плечу, – все под контролем. Если будут проблемы – папуля все уладит. – Он стукнул себя кулаком в голую грудь. – Я не дам тебя в обиду, малыш.
– Слушай, ну помолчи, а? До чего же ты бываешь редкостным занудой! Иногда так и хочется взять твое мачете и обрубить этот твой чертов язык!
– Язык??? – шутливо изобразив на лице глубокое удивление, подпрыгнул на месте Бешеный. – Тюрьма, как ты можешь такое говорить? Линка меня сразу же бросит! Лучше уж отруби мне яйца!
И он протянул ему один из своих громадных ножей.
– Отстань, – отмахнулся Тюремщик. – Линка тебя все равно бросит, хоть ты с языком, хоть без.
– Это еще почему?
– Потому что ты ее не удовлетворяешь за свои пять минут дерганья! – с лицом, готовым вот-вот растянуться в улыбке, ответил Тюремщик.
– Это она сама тебе сказала?!
– Да, когда я ей вот на днях засаж…
– Ах ты сучонок! – взревел Бешеный и, выкрикивая ругательства и брызжа слюной, набросился на него и принялся колошматить. С таким остервенением, будто пытался вытрясти из него последнюю монету. – Я тебе покажу «на днях»!
Тюремщик сдерживаться больше не мог – загоготал во весь голос. Практически не
