в маленьком кабинете. С тех пор как они переехали в этот город, Сьюзен узнала кое-что, прочим членам ее семьи неведомое. Узнала, что дом их – подделка. Обтянутые розовой кожей диваны и кресла, глянец каштановых столешниц и блеск латунных ламп – все это было имитацией, скрепленной скобами и клеем. Она визгливо извещала о своей новизне и немного попахивала химией. А Сьюзен, единственной в семье, довелось побывать в настоящих домах. Мама – бедная мама – полагала, что отделанная золотом голубая кожаная шкатулка для драгоценностей есть верх изысканности и хорошего вкуса. Отец был уверен, что он преуспел в жизни не меньше тех, в чьих окнах отражаются лужайки и вязы широких авеню. Но Сьюзен приглашали и в другие дома. И она знала, что дома эти наполнены книгами, что воздух их пронизывает величаво-самоуверенный перезвон старинных часов.
Выключив свет на кухне, она увидела очертания человека, стоявшего посреди заднего двора. Сначала Сьюзен решила, что это отец, и по спине ее пробежал холодок – почему он стоит снаружи дома? Но тут стоявший поднял к губам оранжевый огонек сигареты, затянулся, и на недолгий миг сигарета озарила лицо Билли. Сьюзен, сдвинув выходную дверь, вышла на бетонное крыльцо.
– Не курил бы ты, – сказала она.
Билли стоял на траве, просто стоял и курил.
– Ты многое пропустила, – сказал он. – Тут такое творилось.
– Все целы?
– По-моему, да. Мама и Зои спят.
Она скрестила на груди руки, взглянула на звезды. Тодд сейчас уже ложится, одетый в одни пижамные штаны. На полке над его головой поблескивают подобные пышным замершим сновидениям выстроившиеся в ряд призы, золотые человечки с баскетбольными мячами.
– Не драматизируй, – сказала она. – Почему ты все драматизируешь, Билли?
– Да уж больно драматично у нас все получается. Будь ты здесь час назад, ты такого вопроса, наверное, не задала бы.
Медленно и устало Сьюзен подошла по траве к брату.
– Такая прелестная ночь, – сказала она.
– Наверное, – согласился Билли. – Да, пожалуй, ее можно назвать прелестной.
Ему было уже пятнадцать – старшеклассник, – однако он не повзрослел, а словно бы упрочился в своего рода угрюмом, затянувшемся детстве. Увлечений у него не было. Одежду он носил смешную – латаные расклешенные брюки и цветастые, слишком просторные рубашки. Дружбу с ним водила только горстка хиппи и хулиганов, слонявшихся вокруг школы, точно бездомные коты. Тодд был с ним достаточно обходительным, однако Сьюзен знала – на самом деле, Билли ему не нравился. Нет, не так, Тодду нравились все. Билли он попросту не уважал. Считал его странноватым, чудным. Говорил: “По-моему, он чокнутый, твой братец”.
– Из-за чего ругались? – спросила она.
– Какая разница? Разве причина так уж важна?
Он с силой затянулся. Лицо его казалось состоящим из заострений
