пережить некую неприятность – прегрешение даже, – однако все обошлось. Правда, теперь у нее на руках оказалась записная книжечка, вещь решительно никчемная, и что с ней делать, Мэри не знала. Отдать ее Билли она не могла, однако и просто выкинуть, как вскоре выяснилось, не могла тоже. Слишком многим рискнула она ради этой книжонки. Мэри оторвала ценник и засунула ее в ящик комода, решив, что, может быть, со временем отдаст кому-то. Рано или поздно, а на что-нибудь эта пустяковина да сгодится.
С того дня Мэри наворовала множество другой ерунды и при каждой краже ощущала все то же прихотливое удовлетворение – такое, точно она рисковала собой, чтобы создать в мире чуть больше чистоты и порядка. Воровство было лишь мелкой частностью ее жизни. Оно занимало примерно такое же внутреннее пространство, какое могло занимать скучное хобби или перечитывание, время от времени журнала “Нэшнл джиографик”, внушавшего сразу две мысли: во-первых, на земле существуют уголки несказанно удивительные, а во-вторых, в конечном-то счете все они более-менее одинаковы. Мэри с головой ушла в приготовления к свадьбе Сьюзен, которые требовали от нее решений по несчетному числу вопросов, – вплоть до того, как должны выглядеть розовые бутончики на свадебном торте. Приготовления были настолько сложными и так перегрузили ее легкие, что, в конце концов, Мэри пришлось обратиться к своему врачу, попытаться выяснить, все ли с ней в порядке, – в результате она получила рецепт на приобретение блекло-желтых пилюль. Одну из них Мэри приняла перед самым венчанием и даже удивилась, когда, увидев Мэри с Тоддом замершими у алтаря, ощутила вдруг прилив гнева, оказавшегося достаточно острым для того, чтобы пронзить пелену созданного пилюлей приятного отупения. Гнев был совершенно беспричинным – просто нервы, говорила она себе потом, – и, похоже, имел какое-то отношение к белому платью Сьюзен, к спокойствию красивого квадратного лица Тодда, наклонившегося, чтобы поцеловать ее. Нервы, думала Мэри, ну и всегдашний страх за счастье дочери, питаемый матерью, которая по опыту знает, сколь многое может губительно сказаться на этом счастье.
Свадьба получилась безукоризненная, если, конечно, не считать гостей. Разумеется, не пригласить тех, с кем работал Константин, было никак нельзя, а они в большинстве своем оказались горластыми мужланами в дешевых, давным-давно вышедших из моды костюмах, да еще и привели с собой жен: одни забитых, другие крикливых, но одетых все до единой бог знает во что. Мэри, прибегнув к помощи отца Тодда, арендовала бальный зал загородного клуба и украсила его – украсила образцово – вазами с белыми лилиями и, то была главная деталь убранства, чайными розами. Она же выбрала обслуживающую всякого рода торжества фирму, которая поставила на свадьбу курятину, канадский рис и стручковую фасоль “по-французски” с толченым миндалем – все это на более чем две сотни гостей. Она не совершила ни одной ошибки, а в итоге по ее кремово-белому залу разгуливала орава десятников,
