классификации по причинам. Терпит, вспоминает библейское “не убий”, сдерживается, но, не выдержав, начинает осаживать кликушу во всю ивановскую. Защитил православие и, как ангел с небес, спустился вниз, ожидая укоров наших же, которые по правилам российской толпы должны были восстать на защиту обиженной им. Однако, удивлен был чрезвычайно. Напротив, теперь был принят в купейное общество с вниманием и даже некоторым почтением. И пошла никчемная беседа на вольные темы, но не затрагивавшая происшествия. Литовская же сторона отвернулась от русской лицом к окну, словно копируя свою “ высокую государственную ” сторону и европейскую манеру отношения к большому соседу.
Вскоре приехали к границе. Доброго утра всем желали корректные, бесстрастные и подтянутые российские пограничники. Смотрели в паспорта, потом – в секретные записные книжечки, видимо, с именами врагов закона и России. Потом пришли две девушки – таможенницы, бегло осмотрели купе и удалились. Багаж их совсем не интересовал.
И вот появились наши латвийские пограничники. Упитанные, полноватые, бесцветные и бесформенные. Форма сидела на них как не по ним, мешковато. Таможенники ввалились похожей парой. Сразу увидели две сумки.
–– Что там?
–– Чеснок, – ответила хозяйка.
–– Чей?
–– Мой.
––Забирайте и выходите. –Сказали и прошли дальше. Кареокая хозяйка, растерянно оглядывая пассажиров, удивленно пожимая плечами, с ничего не понимающим видом, невинно моргая глазами с подготовленными к встрече подчерненными ресницами, молчала. Потом обратилась с общим вопросом, будто к себе или ко всем в купе:
–– Что же мне теперь делать? –И тут купе ожило. Недавно советских людей попросили посоветовать. Что же – пожалуйста, сколько угодно насоветуем.
Вызывающая расположение дама, из последовавших потом рассказов оказалась опытной контрабандисткой (она девять лет возила из Индонезии в Москву и Ригу змей на продажу) посоветовала:
–– Дайте таможеннику 100–200 рублей, и он отстанет. – Славу удивил вид валюты и сумма. Латышу и рубли, и так мало? Но расчет был на бедность дающей и отсутствие других валют, что могло дать эффект.
Хозяйка чеснока ушла, вернулась смущенной.
–– Не взял. Спросил латвийские деньги. – Стали собирать с миру по нитке. Слава дал пять лат, в обмен, получив 300 р., советчица – тоже пятерку. Снабдили. Надавали советов по психологическому воздействию, рассчитанных на смягчение души мздоимца.
–– Стони, смотри в глаза жалостливо, пусти слезу, мол, много детей, жить не на что, одна, муж бросил. Ну, с Богом, чуть не перекрестили. –А за всем этим краем глаза наблюдает дама из Литвы. Все видит и в пол–уха слышит русский сговор, обращение к богу всуе. Что же она подумала о них, о Славе, который недавно так страстно защищал православие? Наверно, не лестное пришло ей на ум. Но знай наших, несчастная сектантка!
Приходит
