одетый, с мягким голосом. «Я буду вам очень признателен, если вас не затруднит отдать мне деньги из кассового аппарата. И, пожалуйста, не забудьте про крупные купюры из нижнего отделения».
– А вы отказались отдать ему деньги! – воскликнула Лайлани.
– Господи, да нет же, дорогая. Мы отдали ему все и даже поблагодарили за то, что он избавил нас от необходимости платить подоходный налог.
– Но он все равно вас застрелил?
– Он дважды выстрелил в моего Вернона, а потом, очевидно, в меня.
– Очевидно?
– Я помню, как он стрелял в Вернона. Лучше бы мне этого не помнить, но деваться некуда. – Дженева не погрустнела, как случилось, когда она «вспоминала» душещипательный роман с Синатрой, а наоборот, просияла. – Вернон был замечательный человек, сладкий, как мед в сотах.
Микки коснулась руки тети.
– Я тоже любила его, тетя Джен.
Дженева посмотрела на Лайлани:
– Мне так недостает его, даже после стольких лет, но я больше не могу оплакивать его, потому что любое воспоминание, даже о том ужасном дне, напоминает мне, какой он был хороший, как любил меня.
– Мой брат, Лукипела… был таким же. – В отличие от Дженевы Лайлани не улыбнулась, наоборот, впала в меланхолию. Серая дымка затянула синие глаза.
И тут по спине Микки пробежал холодок: на мгновение ей словно удалось заглянуть под лицо-маску, скрывающую душу их юной гостьи, и увидеть под ней картину, не столь уж отличающуюся от ее внутреннего ландшафта: тревогу, злость, отчаяние, ощущение собственной никчемности. Если б она спросила об этом Лайлани, девочка стала бы все отрицать, но Микки знала, что не ошиблась. Все это она многократно лицезрела в своей душе.
Но щелочка, в которую заглянула Микки, затянулась столь же быстро, как появилась. Глаза блестели от чувств, но дымка рассеялась. Лайлани перевела взгляд с деформированной руки на улыбающуюся Дженеву. Улыбнулась сама.
– Миссис Ди, вы сказали, что грабитель, очевидно, выстрелил в вас.
– Видишь ли, я, разумеется, знаю, что он в меня стрелял, но в памяти этого не осталось. Я помню, как он стрелял в Вернона, а мое следующее воспоминание – больничная палата, четырьмя днями позже.
– Пуля фактически не пробила ей голову, – добавила Микки.
– Она у меня слишком прочная, – с гордостью заявила Дженева.
– Просто повезло, – уточнила Микки. – Пуля не пробила череп, пусть он и треснул, а отрекошетила от него и пробороздила скальп.
– Тогда как же у вас, миссис Ди, перегорели проводки? – спросила Лайлани, постучав себя по голове.
– Трещина в черепе, – ответила Дженева. – Кусочки отлетели в мозг. Плюс кровоизлияние.
– Хирурги вскрыли череп тети Джен, словно банку с фасолью, – пояснила Микки.
– Микки, дорогая, не думаю, что об этом следует говорить за обеденным столом, – мягко укорила племянницу Дженева.
– За нашим я и не такое слышала, – заверила их Лайлани. –
