Костромской.– Наш военный госпиталь, и даже заграницу увозили… месяц назад…
– Как самочувствие сейчас?– отложив карточку, Арцыбашев сел рядом с генералом.
– Болят же, говорю!– генерал стукнул тростью по полу.– Ходить без нее невозможно. И даже с ней тяжело. С каждым годом все сильнее и сильнее болит. Мне последний врач сказал – вас осколки мучают, но вытащить их нельзя.
– Что за врач?
– А черт его знает! Француз какой-то – я ведь заграницу уезжал.
– Вот что я предлагаю,– генерал с мрачной готовностью посмотрел на него.– Сделаем рентген, посмотрим ноги. Если осколки есть – проведем операцию и вытащим их. Рентген, операция и восстановление будет стоить пятнадцать тысяч…
– Сколько?!– вскрикнул Костромской. Даже Маслов, услышав о стоимости, вздрогнул и посадил в карточке кляксу, удивленно посмотрел на Арцыбашева.
– Пятнадцать тысяч золотыми,– спокойно сказал он.– Если согласны – прошу в смотровую, и на рентген. Наша медсестра вас проводит.
– Нет, подождите…– генерал, сжав трость, сердито зашевелил челюстью.– Это же огромнейшие деньги! Огромнейшие!
Арцыбашев понимающе кивнул.
– Я готов поспорить, что француз, который вас осматривал, был никто иной, как Жан Фланбери – один из лучших хирургов в Европе. Он понял, что не сможет прооперировать, потому и отказал. А ведь шрапнель и осколки – прежде всего металл. Он окисляется, отравляет ядами организм. Дойдет до внутреннего воспаления – вот вам и гангрена.
– А вы сможете?– удивленно спросил генерал.
– Смогу,– уверенно ответил Арцыбашев.– Смогу, так ведь?– спросил он Маслова.
– Без сомнений,– тот с серьезным выражением лица посмотрел на Костромского.– Репутация нашей клиники и рекомендации говорят об этом.
– Что ж,– генерал медленно, опираясь на трость, с болезненным усилием поднялся.– Я человек военный, и не привык откладывать на завтра.
– Вот и отлично. Нюра!– позвал Арцыбашев.
В комнату вошла молодая красивая медсестра.
– Пойдемте в смотровую. Можете облокотиться на меня,– ласковым голосом сказала она генералу.
Когда Костромской и Нюра ушли, Маслов спросил:
– Александр Николаевич? Я все пытаюсь, но не могу припомнить хирурга с фамилией Фланбери.
– Мой учитель,– ответил Арцыбашев.– Он работал в Королевском госпитале, в Париже. Хороший был специалист.
– Был?
– Умер три года назад,– на губах Арцыбашева заиграла шаловливая, немного грустная улыбка.– Только нашему генералу об этом – ни слова. Костромской – патриот до мозга костей, вот и пусть считает, что наше – самое лучшее.
«До чего же идиотское суждение,– понял Арцыбашев.– А вслух звучит еще глупее».
Маслов тихо посмеялся. Сегодня вечером, у своей любовницы, он обязательно расскажет этот случай, с удовольствием описывая реакцию старого генерала.
– Пятнадцать
