геморрой.
Я бы запросто мог обойтись без машины. Я сорок с лишним лет обходился без него.
Но чего не сделаешь ради жены… Ради детей… Ради нового уровня…
Я не до конца понимаю, как буду выплачивать кредит. Моя зарплата – двадцать тысяч. Я нищий провинциальный лох. Искренне прошу прощения у вас, могучие успешные люди, за то, что осмелился выступить со своим мнением о жизни.
Я прикидываю, можно ли отложить на счёт лишнюю тысячу рублей – для того, чтобы встретить Великое Западло, которое неизбежно явится – хоть с какими-то сбережениями. Я не могу не содрогаться при воспоминаниях о тех восьми годах безвременья, которые провёл сторожем по детским садам и продавцом по магазинам. Меня ужасно пугает перспектива вновь оказаться в подобном положении.
Я безумно радуюсь внезапно открывшейся возможности заказать на Дискогсе пару виниловых пластинок или несколько стареньких книг на Озоне, хотя знаю, что жена с осуждением смотрит на подобные траты.
День за днём я, неистовый атеист, повторяю одну и ту же мантру:
Господи, не дай мне упасть!
Не дай мне превратиться в кусок говна!
Не сделай из меня посмешище!
Дай мне сил и терпения!
Не дай навредить своим детям и превратить их жизнь в разочарование!
Господи, пусть я ещё немного продержусь! Каких-то лет пятнадцать, пока дочери повзрослеют и встанут на ноги. Тогда можешь делать со мной всё что хочешь – лишать меня здоровья и даже жизни. О тихом покое на пенсии я уже не мечтаю.
Я хочу лишь самую малость – чтобы дети мои вошли в жизнь легче, чем это сделал я, и были избавлены от тех страхов, которые сопровождают в ней меня.
Пусть они будут счастливы!
Должен добавить, что под Господом я имею в виду не столько Бога Всемогущего На Небесах, а само мироустройство и тяжёлую её поступь.
От иллюзий, в отличие от моего героя, мне избавляться чудовищно страшно, потому что не знаю, найдётся ли что-то вместо них. Что-то совместимое с жизнью.
Павел тоже совершил бегство от действительности, дав стрекача от ежедневной проклятой работы в мир спортивных ставок, который пока кормит его. Но это случилось относительно недавно. А от иллюзий он избавляется с раннего детства.
И это не бегство. Это другое.
Я радикально разошёлся с ним в жизненных векторах. Если мой путь можно определить как движение к семье, то его – наоборот. Это несколько странно, потому что маленькая семья Тимохина в его детские годы существовала относительно спокойно, а моя – настолько нервно и злобно, что погружаться в семейные отношения вновь категорически не хотелось.
Тем не менее, каким-то не вполне объяснимым образом я преодолел скорбь и тягостные впечатления детства, сумел создать собственную семью и вполне доволен этим обстоятельством. По большому счёту у меня
