рожь, говорите? Эх, жалко! Владимир Аркадьич, а вы мне продайте.
– Я же вам говорю: продано.
– Продано? Ладно. Ну и кончено. Больше никаких!.. А вы возьмите две копейки лишних.
– У меня нет ржи, Иван Васильевич.
– Хэ, хэ! Как такое нет! Это вопрос. Вы купчую сделали?
– Условие подписал.
– Сколько задатку взяли?
– Шестьдесят рублей.
– Возьмите с меня сто двадцать.
– Я свое слово выше ценю.
– Ну продайте мне что-нибудь. Овес есть?
– Овес есть, двадцать четвертей.
– Ну что же это: двадцать четвертей!.. Продайте рожь. Почем хочешь, на твоих условиях.
– Я же вам сказал: у меня нет ржи.
– Что же это? Пятьдесят верст ехал, чтоб ничего не купить! Эго вопрос! Это вопрос! Владимир Аркадьич, итак: вы мне ничего не продадите? Продайте рожь. Говорите цену, какую желаете.
– Сто рублей четверть.
– Хэ-хэ! У вас, стало быть, продано?
– Продано.
– Ху, чудно!
– Чудно то, что вы торгуетесь, когда я говорю, что продано.
– Ну, извините… А, это овес! Дурной. Сколько же отпустите?
– Сто пудов.
– Почем?
– Сорок копеек.
– Владимир Аркадьич, да вы поглядите, какой овес! Вы только поглядите, пожалуйста!.. Мелкий, сорный! Что вы? Послушайте, тридцать копеек. Получайте деньги!.. Владимир Аркадьич, продайте рожь!
– Я же вам говорю, Иван Васильич, – я уже продал.
– Сам хозяин и вдруг – продал! Это еще вопрос! Вы меня спросите. Я что угодно могу продать.
– Будет нам разговаривать! Я вам в последний раз говорю: ржи у меня нет.
– А, нет! Ну, извините, что обеспокоил! Премного вам благодарен. До свидания!
5. За винтом
У помещика играли в винт. Партнер его, земский врач, заказал большой шлем без козырей. И сели без пяти под хохот контрпартнеров. Помещик, разъяренный, врачу:
– Да-с, батенька мой! В винт играть – это не медициной заниматься! Чтобы в винт играть, надо дело – п-о-н-и-м-а-т-ь-с!
IV
1. Грех
Дядя Семен в солдатах служил, а батя мой дома хозяйствовал. Был он много постарше Семена, и были они неподеленные. Жена Семена Агафья жила в Тулице, в прислугах у сидельца казенной винной лавки.
Вот раз поехали мы с батей в Тулицу бычка продавать. Тридцать верст от нас. Заехали к Агафье. Закраснелась вся. Стала нас чаем поить. Села, а сама все словно хоронится, животом к столу приваливается.
– Дайте, говорит, мне пачпорт. В Москву поеду, тут мне больше нельзя.
А у самой слезы, слезы… Отец подумал и говорит:
– Вот с нашими посоветуюсь, может, что и удумаем.
Вернулся домой, всех созвал и про бабу рассказал:
– Уж плачет, плачет как!
Бабка говорит:
– Что
