Ваське Михайлину говорит:
– Ты девку Кузнецову (это меня, значит) не трожь. Она за тебя не хочет идти, а за меня, может, пойдет.
– Вот чертюк! Да ты с нею не справишься, она тебя заколотит, ты себе Феньку лови, она тебе пара.
– Все одно! Хошь ты ее и поймаешь, она за тебя не пойдет. Я ее возьму.
– Врешь, тогда не возьмешь: людей стыдно будет.
– Чего стыдно? И ей я скажу: знаю, мол, что тебя силом взяли, и твоей вины тут нет. Все, как было, ей и расскажу.
А Сашка Чапельник говорит:
– Ребята, ведь за такие дела и в Сибирь засылают!
– Хо-хо! – Все засмеялись.
– Дура была бы девка на саму себя показывать!
Тут они пошли на улицу и стали с девками заигрывать. Какие девки посмекалистее, сейчас же стали по избам расходиться. Василий Михайлин видит, что девок уж немного осталось, – давай Параньку ловить. А Паранька – резвая на ноги: как пустится к барскому дому! Он за ней, да никак схватить не может. А нам все из нашего одонья видно, – хоть за тучками месяц, а тучки-то светят. У ворот стал он ее настигать: девка в снегу вязнуть стала. Вдруг из ворот батя мой; он тогда у барина в рабочих старостах служил и отчет ему сдавал. Васька и повернул назад. Паранька стоит, никак отдыхаться не может. Батя потом рассказывал, – говорит ему:
– Дядя Илья, уж стыдно мне до чего, что ты видел, как ребята за мной гнались!
А он ей:
– Ты благодари бога, что повстречалась со мной.
А на улицу поглядеть, – вихрь! Девки мчатся кто куда, парни за ними. Васька от барских ворот вернулся да за Наташкой припустился. Та – шасть в первые сени.
– Тетка Прасковья, дай попить! Что это пить захотелось. – А сама дрожит вся. – Как холодно! Озябла! – Бледная.
Прасковья домекнулась.
– Ты разденься, говорит, погрейся, я тебя потом провожу до двора.
Наташка потом сказывала:
– Уж я рада как была, что Прасковья меня приголубила!
Вдруг видим, Катька мимо бежит, а за нею следом Прошка, – большой такой, плечистый. Поймал. Она завизжала, а он ей:
– Кричи, кричи, – себя же срамишь! Все знать будут. А мне не стыдно, я мальчик.
Она на ласку перекинулась:
– Прошенька, миленький, не губи ты меня!
– Говори у меня!
И потащил ее в проулок, к Степановым ометам. Что делать? Выскочить, на помощь кликать – самих же нас парни поймают. Лежим в соломе, дрожим и потихоньку плачем. На улице тихо стало, собрались мы вылезать. Вдруг слышим в проулке говор. Прошка с Катькой идут от ометов. Уж она-то плачет, заливается. А он ей:
– Чего плачешь? Как приду из солдат, сватать тебя стану.
Вот пришла весна. Пошли мы к мельнику на работу, плотину прудить. Мы с Катькой копаем землю. Понемножку из ямы, где землю копали, на луг выбрались, отошли от людей. Я Катьке и говорю:
– А вышла ты, Катька, всех девок розеватей!
– Чем я розеватая?
– Уж говори там. Небось мы все видели, знаем.
