скройся с глаз, – рявкнул Борис. – Через полчаса у Кармышева на планёрке. Двести пятнадцатый кабинет. И чтобы как штык! Опоздаешь, будешь все майские пахать, как папа Карло во благо родной прокуратуры.
Студент вытер рукой кровь с разбитого носа и по стенке пополз к двери.
– Боря, пусти! – Взвыл Паша.
– Живо! – Рявкнул Борис.
Парень юркнул за дверь. Когда дверь хлопнула за спиной стажера, Борис разжал объятья, выпуская Павла.
– Рассказывай, – потребовал Борис. Он тяжело дышал. Опустившись на крышку стола, мужчина вытащил из кармана чистый носовой платок, вытирал с раскрасневшегося лица крупные капли пота. – Паш, я ж тебя с первого курса знаю, ты ж спокойный, как танк. Какая оса тебя в тухес укусила?
Вдовин подошел к окну, достал из-под сваленных на подоконнике бумаг пепельницу и закурил. Сигаретный дым, смешиваясь с запахами весны и кофе, сизыми клубами наполнил забитую бумагами маленькую комнатку.
– Да нечего рассказывать. Этот упырь и Настя. Уже месяц как… – Павел затянулся. Выдохнув, он откашлялся и щелчком стряхнул пепел в пепельницу. – Если бы у Насти не повели мозги, и она бы не заказала эту дурацкую фотосессию у Маринки, я бы ничего не узнал. Вот такая Санта-Барбара.
– Да, дела… Мой тебе совет, Вдовин, иди к «Карме» и отказывайся от стажера. Ему лишние трупы не нужны, итак глухарей хватает.
– Да я в порядке. Не знаю, что произошло.
– «Шерша ля фам!» – Хмыкнул Борис и было потянулся к сигарете, но вовремя спохватился. Он, ровно как и Паша, бросил полгода назад.
Утренняя пятиминутка у руководителя следственной группы проходила как обычно. Михаил Сергеевич Кармышев, вещал о разгуле преступности, словно Левитан о наступлении фашистов на Москву. Сдабривая речь матерком, он пытался донести до ленивых подчинённых чёткую мысль, что показатели давно провалены и ждать премии не приходится. Следователи грустно сидели, разглядывая мелкий узор на белых обоях, стенку, крышку стола или уродливые всегда опущенные французские шторы. Сидящим напротив Кармышева повезло больше. Для обозрения им, кроме стола начальника, достались висящие на стене портрет президента, государственный флаг и старые советские часы, подарок Михаилу Сергеевичу от родной организации на очередное «дцатилетие». Когда двадцатиминутка позора закончилась, следователи друг за другом принялись бодро отчитываться по своим делам, получая мотивационный пендель. Вдовин докладывал последним, сразу после Гудованцева. Таков был ритуал, строго соблюдаемый по понедельникам. Всё это время стажер сидел в углу на старом стуле, прикладывая мокрый платок к разбитому носу.
– Вдовин и Мингазов остаются, – рявкнул Кармышев, когда Паша потянулся к двери вслед за остальными.
Следователи переглянулись: порядок, строго соблюдаемый годами, был нарушен.
У нас международный конфликт, а вы тут личные разборки устроили, – рявкнул Кармышев, когда в комнате остались только трое. – С делом ознакомились?
Вдовин
