его пережевывать. – Я один остался. Мерзости всякие творятся на ваших диких окраинах. Ты думаешь, я и был таким оборванцем? Черта с два. Еле живым выбрался.
– Да откуда выбрался, дьявол тебя побери?! – не выдержал грек. – Хватит уже вилять вокруг да около! А ну, говори!
– А я и говорю. Закололи товарищей моих, освежевали и съели, вот что. Твари богомерзкие здесь водятся. Слушай, возьмем казаков, пан Григорий! Возьмем и накажем нечисть! А я тебе камень чудесный открою.
– К бесу камень. Он же все равно не работает.
Григорий резко встал и одернул полог шалаша. Лицо обдал колючий холод. Приближался вечер и мороз, крепкий как поморский мужик, уже вовсю давал о себе знать. Неподалеку столпились казаки. Они живо что-то обсуждали, то и дело, указывая на жилище грека. Среди них были Иван Кольцо и Матвей Мещеряк.
– Эй, Гриша! – воскликнул как всегда импульсивный Иван. – Ты чего, с лазутчиком там толкуешь?
Грек уже подходил к казакам, когда из шалаша показалась встревоженная физиономия поляка с дергающимися усиками. Он явно не спешил показаться на глаза обществу, некоторые представители которого вполне могли оборонять Псков от Батория. Григорий подошел к товарищам и, обернувшись, подал знак рукой скрывавшемуся шляхтичу.
– Хочу представить вам, друзья, пана Адама Каминского, пожаловавшего к нам из самой Варшавы.
Пока пан Адам осторожно приближался к поджидавшей его группе, грек продолжил.
– Этот уважаемый человек утверждает, что нашел здесь в горах некий камень, который в золото все обращает, а товарищей его убили и слопали невиданные чудища. Что думаете?
– А давай-ка мы веревочку приспособим по шейке холеной, – Иван кровожадно ощерился. – Не знаю, как чудища, а с лазутчиками у нас разговор короткий.
– Погоди, – Матвей ладонью слегка отстранил Ивана. – Пускай отведет нас к камню.
– А вдруг засада?
– Вот и проверим заодно. Согласись, Ваня, укоротить шляхтича на голову мы всегда успеем.
– Да он врет, что помелом метет, – не унимался Иван.
– Господа, позвольте сказать, – поляк подошел вплотную к казакам.
С этими словами, испытывая крайнее неудобство в зимней одежде и на снегу, он совершил поклон по всем правилам придворного этикета XVI века: снял правой рукой шапку, поднял ее вперед и вверх; в это же время правая нога его шагнула вперед. Затем, отмахивая ту же руку вниз, он одновременно шагнул назад и развернул вправо стопу. Наконец, шляхтич выпрямился, накинув шапку на голову и, в довершение всего, приставил левую ногу к правой.
Казаки смотрели на него с нескрываемым интересом, который был сродни искреннему детскому восторгу от наблюдения за повадками обезьяны. Кто-то даже хмыкнул, не забыв потеребить при этом бороду. Тем не менее, поляк продолжил свою едва начатую речь.
– Милостивые государи, я сейчас, безусловно, в вашей
