предков туземцев вызывало насильно проводимая ханом исламизация.
Присутствие слепого колдуна вызвало легкий ропот среди казаков, суеверно страшившихся любого рода проявлений потусторонней силы. Григория же, с иронией относившегося ко всякого рода мистификациям, пугало нечто иное. Помимо конницы на круче находилось еще кое-что, блестевшее на фоне клонящегося к горизонту солнца. Худшие опасения начинали оправдываться. Пушки, да еще и на такой выгодной позиции! Откуда? Факт, тем не менее, оставался фактом. Похлопав Ермака по плечу, грек указал рукой на расположение орудий. Лицо атамана, и так невеселое, стало чернее тучи. Выждав еще несколько мгновений, он подал знак к отступлению. Медленно, словно нехотя, флотилия пошла вверх по течению Иртыша.
Впереди лежало урочище Атик-мурзы. Сердитая река выплеснула на него казаков и залила, снося все на своем пути. Серое, словно лицо мертвеца, небо не сулило добра. По решению Ермака, отряд должен был остаться в городке на ночь – собраться с силами и спланировать наступление. Ночь, однако, не принесла ни отдыха, ни покоя. Казаки открыто роптали. Никто не хотел лезть смерти в пасть. Нужно было пересечь реку под обстрелом невесть откуда взявшихся Кучюмовых пушек и столкнуться на самом берегу с превосходящей в несколько раз силой противника. А еще и конница, готовая, спустившись с кручи, зайти ермаковцам с флангов. Ситуация складывалась отчаянная.
Стемнело очень быстро. Григорий сидел у костра рядом с атаманами и думал. Неверные блики пламени то и дело выхватывали из густого мрака сосредоточенное лицо грека. Неизменный холщовый мешок лежал у него под рукой, как бы напоминая об истинной цели его путешествия. Так или иначе, путь на восток был отрезан ордой Кучюма и, не решив этот вопрос, думать о продолжении похода даже не стоило. Уютное потрескивание поленьев вводило в транс. Глазами диковинного зверя костер сверлил самую душу уставшего путешественника, цепляясь незримыми когтями, обволакивая густой пеленой сизого дыма.
– Нет у нас выхода иного, – молвил Ермак. – Завтра идти в наступление надо. Господь защитит и сил придаст. Собирайте народ, атаманы. Буду речь держать.
Один за другим вставали верные соратники и направлялись к своим отрядам. Поднялся и Григорий. Собираясь двинуться за остальными, он поднял с земли мешок и замер. Грубая ткань висела, как парус в полный штиль. Содержимое котомки исчезло. Глаза грека забегали по татарскому городищу, но было слишком темно, чтобы заметить следы пропажи. Единственным человеком в данном месте, видевшим содержимое мешка, был сам Григорий. Соответственно, помощи просить было не у кого, а тем более не стоило беспокоить Ермака в преддверие речи, от которой теперь зависело очень многое, в том числе и возможность продолжения похода самим греком.
Осторожно ступая по чахлой траве и оглядывая
