матрос, а ма-а-атро-о-ос-«годок». – Последний снисходительно улыбался. – А ты кто такой?.. – ухмыльнулся. – Какой-то старшина 2-й статьи… Вот он, – указал на крупного увальня, – он Человек, он морской Волк, оттрубиввший весь срок. А ты кто? – скривил лицо. – Какая-то козявочка… старшина 2-й статьи… Это мне ни о чем не говорит… Вот смотри, ему осталось служить полгода, вот этому уже через два месяца домой, а мне через год. А ты, – Корж горько укорил, – так грубо с нами разговариваешь…Нехорошо-о… надо с нами дружить…Александру все было противно, и он молчал. Утомленный натиском, сносил унижения, но держался мужественно. И тут прозвучала команда на обед.
Его оставили в покое и побрели мыть руки. Через минуту вбежали пятеро матросов с медными бачками в руках, принялись старательно накрывать три стола, из шкафчиков доставали посуду, раскладывали. Чтобы не мешать им, Мирков нашел удобное место и оттуда с интересом следил за жизнью нового коллектива.
Первыми заняли места «важные люди», на царственных лицах которых застыла маска снисхождения к снующим в заботах бачковым, за которыми надолго была закреплена тяжелая и неприятная работа, требовавшая полной самоотдачи. При первой же просьбе те обязаны были вмиг исполнить любую прихоть «годка». Остальные матросы покорно ждали своей очереди, стоя в сторонке. Роли каждой группы были определены раз и навсегда: лениво жующие «годки», кандидаты в «годки» и рабы-лакеи с вечно уставшими лицами и потухшими глазами.
Морской закон, гласящий, что самый медлительный за обедом убирает стол и моет посуду, здесь совершенно не работал. На флоте такого закона не существует, а возможно, никогда и не существовало! Первыми за стол усаживаются старшие, а значит, «самые уважаемые», добившиеся признания силой кулаков. Насытясь, нехотя уступают место другим, чтобы те, в свою очередь, дали место рабочей скотине. Таким образом, посрочным правом наводился порядок на столе, распределялась пища.
Бессменное годовое рабство не было бы таким позорным и обидным, если бы не унизительная жестокость тех, кто присвоил себе право помыкать младшими, и поэтому служба на корабле была кромешным адом. И когда не подозревающие об этом молодые матросы попадали сюда прямо из учебки, то, ужаснувшись, долго не могли понять, что же происходит. А осмыслив, были вынуждены принять установившиеся правила и безропотно тянуть проклятую лямку.
Вместе с товарищами ел неспешно и Андропов. Мирков глядел на них и все же надеялся, что эти люди примут его в коллектив и станут товарищами и друзьями.
«Годки» жевали и время от времени поднимали взгляды на новичка. Обслуживал их высокий худощавый матрос с впалыми щеками и носом с горбинкой; весь его внешний вид – костлявые плечи, выпирающие ключицы и впалая грудь – свидетельствовал о надломленности.
По другую сторону находился другой матрос, явно татарин. В отличие от напарника он делал все медленно, демонстрируя отвращение к работе бачкового. Демилюк лениво взглянул на Миркова, но когда их глаза встретились,
