который представился Валерой, набрался смелости, не смея обратиться запросто к старшему по званию, поинтересовался смущенно:
– Товарищ старшина, а… чего вам так быстро старшину дали? Или, может, заслужили?
Он был так трогателен, что было невозможно не ответить. Глядя в его черные глазищи, Мирков неторопливо рассказал о специальности шифровальщика, о старшинском звании и мичманской должности, понимая, что ребята завидуют ему.
– Чего ты стоишь без дела? Раз пришел, значит, помогать надо, – остановил недовольный Иванов. – Теперь ты такой же, как и все, несмотря на то что старшина. Садись на ящик и помогай. Мы и так опаздываем. Петров, а ну подвинься.
Молчаливый Петров покорно уступил место на ящике, сам сел на железный выступ. Миркову не понравился тон мальчишки, но не подал вида, взял свободный нож, принялся помогать. Раздавались робкие вопросы: о месте призыва, фамилии, где располагалась учебка, в которой готовят специалистов для «такой хорошей» работы. Чувствовалось, разница в годах и звании сбивала их с толку, они мялись и «выкали», смущаясь. Саша видел перед собой беззащитных, потерявшихся мальчишек, которых необходимо защищать, а не, напротив, защищаться ими. Вспомнилось, как в последнее лето перед призывом он работал пионервожатым в пионерском лагере, и сейчас эти ребята напомнили его подопечных-десятилеток, которые гурьбой обступали со всех сторон и забрасывали наивными, требующими немедленного ответа, вопросами. Защемило сердце, когда разглядел худенького, с маленькой стриженой головкой на тонкой, как палец, шейке мальчишку, увидел кроткие глаза и детский подбородок. Большеглазый Валера смотрел на Миркова с такой надеждой, будто с Сашиным приходом должно начаться все самое лучшее. Нежного домашнего мальчика вываляли в грязи и сунули лицом в дерьмо. Казалось, что он попал сюда не из призывного пункта военкомата, а прямо из средней школы, в которой ему не дали доучиться, как совершенно случайный человек, не подходивший ни под один параметр требований военкомата. Парень никогда не жаловался, не отлынивал, работал наравне со всеми, иногда, уткнувшись в подушку, плакал от усталости. Он жил не по гражданским законам, а под диким страхом физической расправы. Полагал, что только покорностью и терпением можно добиться уважения товарищей и сносного отношения старших по призыву. Страшился повторить безрассудный шаг Петрова.
Одежда Валеры Королева, который интересовался гостем больше всех, нуждалась в починке. Старая, с чужого плеча, давно не стиранная тельняшка, растянутый ворот которой открывал мальчишескую впалую грудь, растянутая роба, пузырившаяся во все стороны, низко отвисшие погончики с буквой «Ф». Его нетерпеливый взгляд подсказал Александру, что тот хочет задать вопрос, а потому, упреждая, поинтересовался, что тот желает узнать. Это воодушевило матроса.
– А сколько вам лет…
– Чего ты его на «вы» называешь? – грубо оборвал Иванов. – Он хотя и старшина, но такой же «карась», как и ты.
– Да, действительно, – поддержал Олег, сидевший рядом.
Валера
