он везде ходил босиком. Отец заставлял его умащать их маслами, что пахли гранатом и сандаловым деревом.
Теперь перед сном он рассказывал мне, что случилось с ним за день. Поначалу я только слушал, но вскоре и у меня язык развязался. Я тоже начал делиться с ним историями – сначала о том, что произошло во дворце, а затем и крохами из прошлой жизни: о прыгавших по воде камушках, о деревянной лошадке, с которой я играл, о лире из приданого матери.
– Хорошо, что твой отец прислал ее с тобой, – сказал он.
Вскоре наши разговоры вышли из ночных берегов. Удивительно, сколько всего – и обо всем – нам нужно было сказать друг другу: о прибрежной полосе, об ужине, о том или ином мальчишке.
Я больше не опасался насмешки, затаившегося в его словах скорпионьего жала. Он говорил что думал и не понимал тех, кто поступал иначе. Кто-то, конечно, мог счесть его простаком. Но разве умение сразу во всем дойти до самой сути – не божественный дар?
Однажды, когда он собирался на тренировку, я поднялся было, чтобы уйти, но он сказал:
– Хочешь, пойдем со мной?
Говорил он как-то напряженно, не знай я, что такого быть не может, подумал бы – волнуется. Атмосфера, ставшая дружеской, вдруг снова сгустилась.
– Хорошо, – ответил я.
То были тихие послеобеденные часы, самое жаркое время, когда во дворце все отсыпались и оставляли нас в покое. К сараю, где хранилось оружие, мы пошли самым долгим путем – по извилистой тропинке, сквозь оливковую рощицу.
Я стоял в дверях, пока он выбирал оружие для тренировки – копье и слегка затупленный меч. Я нерешительно потянулся за своим:
– А мне надо?..
Он покачал головой. Нет.
– Я ни с кем не сражаюсь, – сказал он.
Я вышел вслед за ним во двор, на утоптанный круг песка.
– Никогда?
– Никогда.
– Тогда откуда ты знаешь, что…
Я осекся – он занял позицию в центре, меч у пояса, копье в руке.
– Что пророчество верно? Может, и не знаю.
В каждом богорожденном ребенке божественная кровь течет по-разному. От голоса Орфея плакали даже деревья, Геракл мог убить человека, похлопав его по спине. Чудом Ахилла была его скорость. С самого первого взмаха его копье двигалось быстрее моего взгляда. Оно вертелось, вспыхивало впереди, разворачивалось и затем мелькало уже сзади. Древко словно лилось из его рук, серый наконечник подрагивал, как змеиный язык. И сам Ахилл не останавливался ни на миг, барабаня по земле ногами, будто танцор.
Я глядел и не мог шевельнуться. Я почти не дышал. Его лицо было спокойным, отрешенным, а не искаженным от усилий. Его движения были столь точны, что я почти видел воинов, с которыми он бился, – они обступили его со всех сторон, десять человек, двадцать. Он взвился в воздух, орудуя копьем как серпом, другой рукой выхватывая меч из ножен. Он ударил с двух рук, двигаясь текуче, будто рыба в волнах.
