Первым сбили с ног мужчину с плакатом. Людям заламывали руки и пинками, а где и дубинками, погнали к «воронкам». Там уже были открыты дверцы. По тротуару растекалась кровь.
– Да, что же это делается-то? – громко возмутился один из прохожих и тут же получил дубинкой по голове. Он упал. Его тоже потащили к «воронку».
За него пытались вступиться другие прохожие, и снова замелькали дубинки.
– Ишь, как ловко работают «демократизаторами», – имея в виду дубинки омоновцев, послышалось с другой стороны дороги.
– Давайте их сюда, – показал от «воронков» на прохожих полковник.
– Места ещё есть!
Затолкнули в воронки и их.
Возле ёлки прекратились хороводы. Старики и старушки с детьми тоже сбились в кучу.
– Вы что, изверги, делаете? – послышались крики.
– Да это же беспредел!
– А ну, разогнать их, – заорал озверевший от вида крови полковник Пиявин.
– Да не стесняйтесь, врежьте им!
Несколько омоновцев бросились к ёлке. На глазах у детей по их бабушкам и дедушкам заходили дубинки.
Всё это снимал телевизионщик с раскосыми глазами.
– Ну-ка, разберитесь с ним, – приказал полковник.
Оператора окружили, замелькали дубинки. Телекамера вылетела из рук, её яростно пинали.
– Да это же иностранец, вроде по-японски говорит, – подбежал к Пиявину командир роты.
– Ну и хрен с ним, что он японец, пусть знает нас, русских, – грязно выругался полковник.
Не прошло и полчаса, как побоище было закончено. «Воронки», набитые людьми, ушли.
– В автобусы, по местам! – подал голос Пиявка.
– Всё, наша работа закончилась, – обратился он к командиру роты.
– Теперь пусть сами здесь разбираются.
– Кровавый московский ОМОН, – донеслось с тротуара через улицу.
Автобусы ушли. Лишь кровь на снегу и очищенном от снега асфальте свидетельствовала о произошедшей трагедии. Прямо на льду возле ёлки сидел пожилой мужчина с окровавленным лицом, остальные разбежались. Возле него кружила пожилая женщина, его жена, стирая кровь с лица мужа платочком. Сбоку стояли внуки: девочка лет восьми и мальчик лет пяти. В их глазах даже не было слёз, они были все выплаканы. Но в расширенных зрачках застыл окаменевший ужас. Казалось, они спрашивали:
– Взрослые дяди, что же вы озверели?
Через улицу на тротуаре стояла толпа зевак, что-то жестикулировал руками мужчина, рассказывал о происшедшем вновь подошедшим зевакам.
– Молодцы! Показали им, насколько крепка наша власть, – похвалил в автобусе зубровцев полковник.
Алексея от всего этого трясло. Он никак не мог прийти в себя от всего пережитого. Рядом сидел понурый Игорь. Большинство же, разгорячённые побоищем, громко разговаривали, обсуждали свои «геройские» действия, впопад и не впопад, хохотали. Глядя на них, Горчаков ужаснулся:
– И это я с ними, такой же, как они.
На душе стало ещё муторнее.
