Эркин сидел на корточках перед открытой топкой и то ли грелся, то ли ворошил поленья. Услышав её шаги, он поднял голову, и Женю удивило странное выражение его лица, будто он хотел что-то сказать и не решался. Но ей было некогда сейчас, и она, сдёрнув с гвоздя полотенце, кинула ему.
– Протри волосы.
Эркин поймал его на лету и отошёл от плиты. Возясь с кастрюлями, Женя слышала, как он отфыркивается и встряхивает головой.
– Почему так поздно, Эркин? – спросила она, не оборачиваясь.
– Ждал, пока стемнеет, – сразу ответил он. – Чтоб из окон не увидели. Женя, я задвинул засовы, на калитке и внизу, так?
– Так, – кивнула Женя. – Мы уже ели, сейчас я тебя покормлю. Иди к столу.
Что-то заставило её обернуться. Эркин стоял, комкая полотенце, скручивая его в тугой жгут, и опять то же нерешительное выражение на лице. Хочет сказать и не может?
– Иди к столу, – тихо попросила Женя.
Он опустил голову, повесил полотенце и вышел.
Эркин ел медленно, устало, склоняя над тарелкой голову с торчащими во все стороны прядями волос. Женя обмыла яблоко, нарезала его на ломтики, налила всем чаю и теперь сидела, и смотрела, как он ест. Алиса совсем разошлась, будто и не засыпала только что. Женя нарезала ей яблоко в чай, и она увлечённо играла в рыбалку, используя вместо удочки ложку.
Эркин доел, взял подвинутую Женей чашку, охватил её обеими ладонями и окунул лицо в душистый пар. Напряжение, с которым он шёл сюда, поднимался по лестнице, когда каждый шаг непосилен, когда вошёл и увидел световой круг от коптилки, Женю с шитьём, мордашку Алисы, прижатую щекой к столу… И только сейчас это напряжение стало отпускать его. Он дышал этим паром, чувствуя, как обмякает, расслабляется тело. Он отпил, и сладкое тепло растеклось по груди. Эркин понял, что может говорить, и поднял на Женю глаза.
– Женя, я сигареты взял, – она только молча кивнула, и он продолжил: – полпачки я за прописку отдал.
– Прописка? – удивилась Женя.
– Да, это говорят так, – он улыбнулся. – Ну, это когда новенький приходит, он либо даёт что, либо его ещё как-то… прописывают. Я… я больше заработал, но пришлось тоже за прописку отдать.
– А где ты был? – осторожно спросила Женя.
– На рынке, – начав говорить, он рассказывал всё охотнее. – Нашёл, ну, таких как я, рабов бывших, стал о работе узнавать. Постоянной работы нет. Так… поднести, разгрузить, дрова поколоть или ещё что, это можно, нанимают. Я и прописался там, у них.
– Подёнка, – задумчиво сказала Женя по-русски.
– Как? – быстро переспросил он.
– Podjenka, – повторила она, улыбнулась и не так перевела, как объяснила: – Работа на один день.
Он негромко засмеялся и повторил по слогам.
– По-дьон-ка, – и кивнул так, что подпрыгнули слипшиеся пряди.
– Ты пей, остынет.
– Пью, – повторил он и продолжил между глотками. – С жильём совсем плохо, говорят, кто не нашёл, прямо там спят, под забором. Но скоро будет тепло. Платят по-всякому. Кто деньгами,
