– не только речевое озорство и развлечение, но и определенное «заигрывание» с собеседником. Психологически эти умышленные неправильности нацелены на укрепление отношений (в семье, дружеской компании и т. п.) и подразумевают, как и в предыдущих случаях, некоторый минимум социальной и духовной общности («мы хорошо понимаем друг друга и можем себе позволить чуть больше, чем положено…»).
Совершенно естественна «игра с родом» в детской речи. Усвоив внутреннюю структуру категории рода, ребенок тут же старается распространить ее на все существительные. Аналогия для ребенка – важнейший закон языка. Кинорежиссер Михаил Ромм вспоминал, как маленькая девочка называла его «больная гада»; «больная» – это потому, что у него был болен племянник (от которого можно было заразиться), а «гада», женского рода, здесь, по-видимому, по аналогии с папа или дядя… А Корней Чуковский в своей замечательной книге «От двух до пяти» приводит такие образцы детского речетворчества: пап, черепах, синиц – все это обозначения существ мужского пола. Поддерживается эта игра и специализированными детскими изданиями, не обязательно с опорой на какую-то «идеологию». Так, в одной газете детская страничка предварялась следующими словами: «Сегодня у нас большая горя и маленькое радость. Мы тут, наверное, все с ума сошли, потому что газетка сейчас у нас наоборотная».
Автору данной книги довелось когда-то написать и опубликовать в детской газете шутливый стишок, который имел и свой дидактический аспект: читателям предлагалось выявить все «ошибки в роде» существительных. Однако оказалось, что сделать это не так-то просто: колебания и отклонения в роде трактуются носителями языка довольно «мягко» (что, собственно, неудивительно – хотя бы если учесть распространенность данного вида языковой игры). Но сам стишок потом – уже без ведома автора – кочевал по страницам различных изданий, и это тоже о чем-то говорит.
«Слыхали эту новость?
У нас в шкафу живет
Тот, кто любую овощь,
Любой продукт сжует.
Он яблок, помидору
И всю картофель съест,
Баранок без разбору
Умнет в один присест.
Прожорлив, как собака,
Тот, кто живет в шкафу:
Пропали тюль и тапок
И туфель на меху.
Он съел жилету кунью
И дедовский папах,
Персолем и шампунью
Который весь пропах.
Так кто ж ту путь проделал
Из шкафа в антресоль?
Мыш ненасытный, где он?
Где он, огромный моль?
Вы скажете: не верим!
Чтоб всё пустить в труху?
…Но есть обжора Время —
Вот кто живет в шкафу».
Языковая «игра с родом» – интересное и многоаспектное явление. Во-первых, это, конечно, просто забава, речевое балагурство (которое, впрочем, совсем не «просто забава», потому что имеет, как мы видели, некоторые социолингвистические и психологические цели).
Во-вторых, это испытание языковой системы на прочность или, если угодно, на «системность»: где предел ее возможностей?
насколько род регулярен?
