краски созерцайИ глину пальцем мучай!
По лестнице взбегай
На антресоль скрипучий»
В свое время строка из стихотворения В. Сидорова «Косматый облак надо мной кочует…» породила целую пародию А. Иванова, получившую широкую популярность. Стоит привести ее целиком:
В худой котомк поклав ржаное хлебо,
Я ухожу туда, где птичья звон.
И вижу над собою синий небо,
Косматый облак и высокий крон.
Я дома здесь. Я здесь пришел не в гости.
Снимаю кепк, одетый набекрень.
Веселый птичк, помахивая хвостик,
Высвистывает мой стихотворень.
Зеленый травк ложится под ногами,
И сам к бумаге тянется рука.
И я шепчу дрожащими губами:
«Велик могучен русский языка!»
Очевидно, что интересующая нас языковая особенность – условность рода, возможность его колебаний в одном слове – здесь абсолютизирована, доведена до гротеска, до абсурда. Речевая вольность становится предметом осмеяния, и, надо признаться, не без оснований. Действительно, поэты и писатели с легкостью, может быть, даже с удовольствием, нарушают в данном пункте языковую «конвенцию» в расчете на то, что этот незамысловатый прием усилит выразительность текста или автоматически придаст ему юмористическую или сатирическую окраску. Самый, пожалуй, известный пример – это характеристика члена Временного правительства Н.П. Милюкова в поэме В. Маяковского «Хорошо!»:
«Смахнувши
слезы
рукавом,
взревел усастый нянь:
– В кого?»
А вот примеры из других источников:
«…Он упрямо, по-своему повторил:
– Да, я люблю точки над i. Я назову клопа клопом, – клопу клопой…»
«– Да, она развела там борделю! – все более возбуждался молодой человек»
«Значит, диета простая – берете один кокосовый орех, один фисташк и один оливк! И так тридцать дней!»
«– …Вот мой арбуз, он теперь ваш. Бесплатно!
– …Ваше арбузо, между прочим, треснутое, а свой я даже брать не хочу…»
«Аникеева. Не трогайте макака суматранского, председатель правления!»
«Я сказал:
– А это ваша собака?
Этот парень кивнул:
– Ага. Моя. Это очень ценная собака. Породистая. Испанский такс»
Обыгрываться может и наличие в русском языке так называемых существительных общего рода (типа сирота, плакса, стерва), а также случаи, когда существительное одного рода используется для обозначения существа другого, «несоответствующего»
