да и помимо этого много где работала.
– А что за наряд-то странный? – спросил Мирослав, внимательно выслушав друга.
– О, это самое интересное! У нее какая-то очень тяжелая, особенная форма аллергии вообще на все! Она без этого скафандра никуда не может выйти, а живет и работает в какой-то стерильной камере, что-то вроде этого, я точно не знаю, – ответил Дэвид.
– И что она всегда вот так в нем ходит?
– Она мало куда ходит вообще-то, но без него она может умереть.
– А как же она…целуется? – неожиданно спросил Мирослав.
В ответ Дэвид расхохотался:
– Ну, ты даешь, ты решил не откладывать в долгий ящик?
– Да, брось, Дэйв, это ж интересно, – сказал Мир и тоже рассмеялся.
Дэвид сказал:
– Если честно, я тоже сразу об этом подумал. Ну, не совсем в таком ключе, как ты. Я просто представил, каково это, не иметь возможности ни с кем вступить в более-менее близкий контакт. Ни обняться, ни поцеловаться, ни даже руку пожать она никому не может, вся жизнь ее проходит в вынужденной изоляции. Это удивительно…и ужасно! Ты знаешь, говорят, что до конца ее форма аллергии не изучена, что по идее, она сама не знает, на что у нее будет реакция, а на что – нет. Но на всякий случай она должна всего опасаться.
Мирослав широко улыбнулся и, хитро подмигнув Дэвиду, сказал:
– А что, Дэйв, может это можно выяснить как-то, ну, опытным путем. Вдруг на меня у нее не будет аллергии. Может, это все отмазки, насчет болезни, просто она страшна, как атомная война, и поэтому она скрывается под латексом, чтоб людей не пугать.
Друзья дружно захохотали, затем Дэвид продолжил:
– Судя по слухам, вопрос этот возникал ни у одного тебя, потому как, говорят, желающих «опытным путем» проверить наличие или отсутствие реакции было хоть отбавляй. И ни у кого ничего не вышло. Я думаю, она притягивает самим фактом невозможности даже увидеть ее лицо, я уж не говорю про все остальное! Хотя, опять же по слухам, кто-то даже был в этой лаборатории, где она программы свои пишет, и видел ее через стекло в обычной одежде…
– И что там?.. – спросил Мирослав, и глаза его расширились от ужаса.
– Там? Да, вроде, говорят, что всё, как у всех баб!
Лейтенанты снова рассмеялись. Когда Мирослав успокоился, он снова спросил Дэвида:
– А с кем-то у нее было…что-то?
Дэвид вытаращил глаза и энергично замотал головой:
– Ты что?! Нет, конечно, я же говорю, она очень замкнута, очень редко куда-то выходит, ведет затворнический образ жизни и особо никого к себе не подпускает. С ней чисто технически тяжело даже познакомиться, что говорить, про остальное! Я вообще удивляюсь, как это ты на нее сразу наткнулся. Все-таки везет тебе на это дело. Кстати, а что у тебя с Миллер, уже все?
Услышав этот вопрос, Мирослав невольно нахмурился. Он уже несколько раз ловил себя на мысли, что совершенно не скучает по Даниэле, более того, разлука с ней ему
