хотелось по паре причин. Во-первых, всевозрастающее беспокойство, что раны, полученные мной при падении, в действительности много опаснее, чем я мог заключить (самочувствие в положении лежа было сравнительно хорошее), и что, поднимись я сейчас на ноги, вся правда непременно откроется. Причем, если откроется, то с самой своей непривлекательной стороны. Причина вторая – и, возможно, что главная – ни на секунду не оставляющее ощущение, что за мной упорно следят. Тот, кто слепил недавно фонариком, стоит где-то невдалеке и держит на мушке, ожидая, когда я наконец двинусь.
Почти теряя рассудок от страха, я выдохнул – «Эй!»…
Выстрела не последовало.
Тогда, выдохнув снова, неуверенно шевельнулся.
Боль (что тоже весьма удивительно) проигнорировала это поползновение. И, немного помешкав, я встал и осторожно пошел, взяв курс на смотрящее на меня с края ямины деревцо.
Так и решил: доберусь до него, можно будет наддать ходу.
Ходу я не наддал. Когда до ориентира оставалось дотянуться рукой, меня кто-то окликнул: как будто сзади и слева; и близкий, резкий звук выстрела на мгновение распорол тишину.
Впрочем, стреляющий промахнулся. Однако и я был в такой критической ситуации впервые. По причине чего не нашел варианта умней, как повалиться на землю, отчего вновь полетел в яму.
Оказавшись на дне, открыл глаза и тут же увидел мчащегося ко мне на всех парах человека. Причем человек этот возмущенно размахивал руками, и создавалось впечатление, будто имел желание сделать мне выговор. За что – я так и не понял. Поскольку то, что вылетало сейчас у него изо рта, не отмечалось подобающим акустическим сопровождением, а еще капельку позже и вовсе оказалось задернутым огромной белой простыней. Особенно по второму я легко догадался, что снова теряю сознание…
Очухался я уже на диване.
Занимающем место в углу просторной убранной комнаты, посередине которой, в кресле, сидел уже другой человек. В изящном мраморном камине потрескивали, играя лживым огнем, небольшие декоративные поленца; сквозь опущенное драпри пробивался тусклый, но, наверное, все-таки дневной свет. Человек в кресле показался отдаленно знакомым.
– Где я? – спросил я. (Хотя первоначально и задумывал произнести нечто вроде «кто ты?»).
– У меня дома, – тепло улыбнувшись, отреагировал неизвестный.
– Дома… – я посмотрел на камин, на шевелящийся в нем огонь и тотчас же помрачнел. От мысли, что дома так не бывает.
– А тогда я здесь откуда? – вновь пробурчал я, не вполне пока что-нибудь понимая, и еще раз недоверчиво оглядел комнату.
– Мужик привез.
– Какой?
– Странный.
– Стра-анный? – я переспросил так, будто самым удивительным в этой истории было вовсе не то, что меня неизвестно когда и куда привез какой-то мужик (которого, кстати, совершенно не помнил), – мужика я вроде еще допускал. А то, что мужик был именно странным. Словно
