style="font-size:15px;"> К кому ещё, если не к Вс-вышнему, можно было обратиться в такую минуту? Кто вообще мог бы помочь? А поезд, поспешно перестукивая колёсами, неумолимо бежал и бежал прочь от той станции, где потерялся дедушка Ефим Абрамович.
Вдруг раздался страшный скрежет неожиданных тормозов. Многие не удержались на ногах и, хватаясь за воздух, попадали как попало на замусоленный пол вагона.
– Немцы! Воздух! Самолёты! – тревожно прогудел гудок паровоза. Гудел он долго, настойчиво, почти до полной остановки поезда. Двери теплушек с лязгом отворились, и орущая от ужаса толпа ринулась в близлежащие посадки, в заросли всё ещё зелёной, густо насаженной кукурузы.
Непонятно, что было громче – рёв пикирующих самолётов, налетевших на состав, или вопли и крики перепуганных и стонущих людей. Пожалуй, всё перекрывали страшные хлопки взрывов и автоматных очередей, поливающих сверху беззащитных, обезумевших от ужаса стариков, женщин и детей. В момент не стало видно солнца и только что, всего минуту назад, голубевшего неба. Клочья взлетающей, вспаханной взрывами земли сваливались назад, засыпая головы и тела живых и мёртвых.
Боренька лежал прямо на земле под неловко упавшей на него мамой. Дора прикрыла его собой и никак не могла разжать дрожащие руки, крепко держащие ребёнка. Боренька испугался больше, чем ушибся, вырывался и кричал без остановки, впав в состояние отчаянного перепуга, из которого он никак не мог выйти. Дора боялась отпустить сына, всё держала и держала, прижав к себе его дрожащее тельце.
– Тише, Боренька, тише! Не кричи ты так, не плачь, всё будет хорошо, – говорила она ему.
Дора изо всех сил старалась не дать ребёнку увидеть огонь, взрывы, кровь и ужас на лицах людей. Вдруг рядом она увидела Рахиль Давидовну:
– Мама! Мамочка! Ты как?
Бабушка Рахиль Давидовна вдруг споткнулась, подвернув ногу, и упала. С трудом поднявшись, не выпуская малыша из рук, Дора кинулась к матери, помогая ей подняться на ноги. Раздался гудок паровоза, зовущий всех назад в вагоны.
Цепочка вагонов, как оказалось, стала короче. Где-то ближе к концу состава пылал разбитый от прямого попадания вагон, за которым беспомощно осталось несколько других вагонов, сошедших с повреждённых путей. Люди метались и кричали, звали близких, рыдали и тащили раненых, торопясь к поезду. Многие остались лежать в кукурузе, уже никуда не торопясь. Шок, боль, трагедия утрат, кровь, испуг, выживание под обстрелом, нехватка сил, эмоциональный и физический надрыв – всё смешалось вместе в дьявольский коктейль трагедии. Дымилась земля, дымилась кукуруза, дымился разбитый вагон, стон стоял над землёй, слёзы и пот текли по грязным измученным лицам. Война! Вот она какая, эта война!
Дора с Боренькой влезли в свой вагон, а бабушка Рахиль Давидовна, подвернувшая ногу, замешкалась у двери медленно тронувшегося поезда. Крепкие руки буквально втащили её в вагон. Среди лиц этих людей она вдруг отчётливо увидела лицо
