монашка.
– Святейший! – кланялся монашек. – К тебе приехали.
– Кто такой смелый?
– Боярин Зюзин приехал, да от великого государя окольничий Сукин, а с ним дьяк… Брехов.
– Всех-то слуг у царя – Сукин с Бреховым… Пусть ждут. Я пошел в скит, приведи туда боярина Никиту Алексеевича. Да узнай, с чем пожаловали московские голубчики.
– По сыску о деле Сытина.
– Ишь, дело нашли!.. Я пощусь в скиту. На три дня пост. Пусть ждут.
Зюзин заехал в Воскресенский монастырь, возвращаясь из Новгорода. Пришел в скит с мешком, кинул мешок у порога, упал перед святейшим на колени, ожидая благословения.
Никон поднял боярина, благословил.
– Тысячу рублей собрали твои новгородцы, святейший, – сказал Зюзин, указывая на мешок.
– Тысячу…
– Тысячу тридцать три рубля девять алтын и четыре деньги.
– Зачем же ты деньги у порога кинул? Чай, жертвенные.
Зюзин поднял мешок, не зная, куда положить.
– Высыпай на стол.
Деньги, стукаясь, как градины, легли кучею.
– Серебро, – сказал Никон с удовольствием.
– Никакой меди… Новгородцы любят тебя, святейший.
– Помню их любовь. До сих пор косточка в груди болит.
– А мне опять неудача, – вздохнул боярин. – Хлопочу, хлопочу завести поташное дело[53], а всем денег дай.
Никон показал на стол:
– Вот тебе деньги. Бери.
– Эти на храм.
– Ничего, я благословляю.
– Да сколько же?
Никон провел рукою посреди кучи.
– Столько не могу взять! – замотал головой Зюзин.
– Бери сколько можешь.
Зюзин повздыхал, подставил к краю стола мешок, отгреб часть денег, не приближаясь к мете патриарха. Подумал, еще отгреб…
– Спасаешь меня, святейший.
– Нектарий, патриарх Иерусалимский, прислал мне письмо. Не выходит по-цареву. Нектарий умоляет вернуть меня в Москву.
– Стало быть, самое время поддакнуть! Уж я расстараюсь! Алексей без поддаканья ничего сам не сделает… Я знаю, кого послать к нему со словом задушевным. – Кинул на пол мешок. – Упаси меня Боже, не за деньги мои старания. Душа по тебе изболелась, святейший.
Никон сел в кресло.
– Когда-то я много хотел. Теперь одно на уме: Иерусалим достроить, мой Иерусалим… Не дострою, останется русское православье на века без куполов. А кресты-то, Никита Алексеевич, над куполами. Вот о чем моя печаль.
Зюзин стоял опустив голову, встрепенулся.
– Нет, не унываю! Благослови в Москву поспешать.
– Поспешай, друг мой. – Святейший осенил Зюзина крестным знамением. – Все от Бога. Я тут на пустошь одну поглядывал. Вот бы, думал, где Мамврикийскому дубу расти.
