style="font-size:15px;"> – Время отступничества, водворение власти тьмы! – Яростно полыхнуло сердце, упал на мокрую землю, отвесил сорок поклонов и по мосткам через поток Кедрон поспешил к лестнице перед Елизаветинской башней.
Сукин и Брехов еще не остыли от негодования – три дня ждать! – когда увидели вдруг перед собою румяного от холодного воздуха, от быстрой ходьбы святейшего.
– Какое дело у великого государя до меня, грешного и ничтожного?
– Ты сам писал государю, сам посылал своего патриаршего, боярского сына Лускина для разбора сытинского дела.
– Сколько времени минуло! – удивился Никон. – Я думал, тому делу конец.
– Был бы конец, да в твоих словах, святейший, много неправды.
– Святейшей неправды, – усмехнулся Никон. – Что ж, спрашивайте.
– Ты писал великому государю, будто ничего не ведаешь о деле и что крестьян его бил батогами иноземец Лускин. Поймал-де он крестьян на озере, побил за то, что рыбу покрали. Но твой малый на допросе показал: когда крестьян привели в монастырь, их били батогами по твоему приказу. Ты посылал Лускина, чтобы учинить суд и розыск, а каков тут суд, если крестьян Сытина били дважды без свидетельства, без разбирательства.
Никон, покряхтывая, ерзал на кресле, не находя удобного положения телу.
– Я писал государю, что не знал про побои крестьян на озере. В монастыре я велел их бить слегка, за их невежество.
– У тебя отговорок много, – сказал Брехов. – Объяви нам, во что священное великий государь вступается, какие неправды чинит над тобою, каких клеветников, врагов Божиих, слушает? И еще объяви, чем великий государь в грех вводит чиновных людей, сидящих в патриаршей Крестовой палате? Там ныне сидят Рязанский архиепископ Иларион да Петр Михайлович Салтыков. Разыскивают, что при твоем патриаршестве из соборной церкви взято и что из монастырей – утвари, книг… Не бойся, не келейной казны ищут, церковные вещи, данные церквам прежними великими князьями да царями, а тобою отнятые.
– Спрашиваете, во что священное царь вступается? Да ведь он всем духовным чином завладел. Прежде чем в попы, в дьяконы кого-либо поставить, архиереи царского указа спрашивают. Государево ли это дело? За свое самоуправство он примет суд от Бога.
– Не с великого государя Бог взыщет, а с тебя, потому что ты престол свой оставил самовольно.
– Я пошел из Москвы от многих неправд и от изгнания. Все те неправды и изгнания были мне от великого государя. Ныне тоже неправды на меня возводят. Накупают многих людей, чтоб патриарха оговаривали. Ко псу святейшего приравнивают, а обороны от государя все нет. Вчера Роман Бабарыкин[54] на меня клеветал, сегодня Иван Сытин[55].
Сукин развел руками.
– Не знаем, кто тебя ко псу приравнивает, ни от кого такого не слыхивали. Кто тебе про то сказывал?
– Всякая тайна откровенна бывает от Бога.
– Разве ты дух прозорливый имеешь?
– Так-таки и есть.
– Как
