характеристикой. Наконец дошла очередь до Хоманна. Шульц сказал:
– Ефрейтор Георг Хоманн служил честно, был скромен и храбр. Только я говорю это вовсе не потому, что однажды Хоманн спас мне жизнь… Так требует справедливость.
– Чувство справедливости всегда руководит вами? – поинтересовался Аскер.
– Полагаю, да.
– А я сомневаюсь в этом.
– Господин майор сомневается? – Пленный растерянно развел руками. – Признаться, я никогда не подозревал, что могу быть обвинен в пристрастии или…
– Вспомните о происшествии в провиантском складе, когда в карауле был Хоманн. Вспомнили?
– Я не понимаю господина майора.
– Хорошо, помогу вам понять меня. Скажите, в ту ночь Хоманн действительно совершил такой уж выдающийся поступок?
Шульц замялся.
– Говорите, говорите!
– Я все еще не понимаю господина майора.
– Ну, вот только что вы заявили: случилось, что Хоманн спас жизнь своему командиру, то есть вам. Это так?
– Да.
– И что же, подвиг солдата был оценен по достоинству? Хоманна наградили?
– Нет. – Шульц помолчал, начиная понимать, куда клонит следователь. – Нет, господин майор, история прошла незамеченной.
– А произошел пустяковый пожар на складе, и вы торопитесь с реляцией о героизме Хоманна.
– Это не я, господин майор.
– Не вы? – Аскер почувствовал, как у него вспотел лоб. – Как это – не вы? Говорите правду.
– Да, не я. Ходатайство было, конечно, мое, как командира роты, но я подал его не по своей воле. Мне было приказано.
– Кем?
– Майором Гаусом.
– Кто это – майор Гаус?
– Командир батальона.
– Расскажите подробнее.
– После того как пожар был погашен и суматоха улеглась, я вызвал Хоманна к себе, детально обо всем расспросил, похвалил. Он сказал, что не совершил ничего особенного. Опасности пожара фактически и не было. Горели ящики, сложенные у стены. Они были обособлены. Стены, пол, потолок – земля и камень, гореть нечему. Даже краска на стенах не масляная, а известка. В том помещении не имелось больше ни ящиков, ни продуктов, ничего другого, что могло бы гореть. Словом, сгорев, ящики превратились бы в золу, и дело с концом. Я отпустил Хоманна. И вот зазвонил телефон. Говорил майор Гаус. Он спросил о происшествии. Я доложил. Гаус сказал: «Хоманн действовал геройски, надо его поощрить». «За что?» – спросил я, пояснив, что был лишь жалкий костер из кучи фанерных ящиков. – «Все равно, – ответил Гаус, – проявлена самоотверженность, она не может остаться без награды». Я позволил себе поиронизировать и спросил, уж не думает ли майор представить Хоманна к кресту? Гаус сказал: «Ордена не дадим, а в отпуск пошлем, пусть побывает в тылу».
– И
