был обед (или собрание, или банкет; тогдашние тексты употребляют все эти термины в одном и том же значении) в заведении «Радуга» на Больничном бульваре. Второй, так называемый банкет на улице Горы Фавор, прошел чуть менее чем через два года, 5 февраля 1820 года. Оба имели одну и ту же особенность, которая шокировала часть современников, но на которую не обратил внимания ни один из историков эпохи Реставрации: за столом не было произнесено ни одного тоста, ни одной речи; гости вели только частные разговоры между собой. Это молчание, которое тогдашние роялистские газеты считали «нелепым», – любопытное начало для политической формы, которая впоследствии неизменно сопровождалась бурными потоками красноречия. Оно нуждается в комментариях, а для этого нам придется выяснить, при каких обстоятельствах весной 1820 года либералы наконец прервали свое молчание, но сначала придется ответить на другие вопросы, и прежде всего вот на какой: зачем собираться, чтобы ничего не сказать? Какой смысл имели эти политические собрания без речей?
Обед в «Радуге» и его отзвуки в провинции
Вот что писала на следующий день «Коммерческая газета», одна из двух ежедневных парижских газет, которая развивала идеи так называемых независимых – тогдашних крайне левых либералов:
Поскольку сессия 1817 года близка к закрытию, три сотни парижских граждан, почти все принадлежащие к числу избирателей, собрались сегодня, чтобы дать прощальный обед в честь некоторых депутатов, выказавших на национальной трибуне свой талант и патриотизм. Банкет состоялся в «Радуге» на Больничном бульваре. Среди приглашенных были замечены господа Граммон, Трею де Монтьерри, Шовлен, Дюпон (из Эра), Биньон, д’Аржансон, Мартен (из Грэ), Савуа-Роллен, Сонье, Троншон, Казимир и Огюстен Перье.
Это представительное собрание состояло из четырех сотен гостей, сидевших за одним столом; трапеза проходила в безупречном порядке и в обстановке самого искреннего веселья. По подписке, открытой по случаю этого патриотического праздника, была собрана сумма для выкупа трех заключенных из долговой тюрьмы.
Все расходились, желая процветания отечеству, конституционному монарху и свободе.
Многие депутаты уже покинули Париж, в том числе господа Белле, Неель, Комартен, Эрну, Жобез, Понсар, Паккар, Рюперу и Ревуар.
В этой невинной заметке наводит на размышления только одно – место, отведенное ей в газете. Она помещена в самом конце четвертой полосы; следует, однако, уточнить, что остальные материалы этого ежедневного листка – как и все прочие, с весны 1818 года подлежавшего цензуре, – посвящены одной-единственной теме – заседанию в Альби апелляционного суда по делу убийц судьи Фюальдеса; этот эпизод судебной хроники живо интересовал современников из‐за своей предполагаемой политической подоплеки[46]. Итак, для либеральной ежедневной газеты обед, которому она отвела процитированные нами пятнадцать
Судья Фюальдес был убит при невыясненных обстоятельствах в Родезе, в подозрительном доме, и некоторые современники предполагали (и не без оснований), что ультрароялистские должностные лица покрывают убийц. См.:
